Разум и чувства

Перон давно уже разглядел способности Эвы, он ими весьма успешно пользовался на пути к президентству. И теперь, поскольку он решил для пропаганды своих социальных идей использовать радио, то предложил Эве сотрудничать с Секретариатом труда. Таким образом, бывшая дикторша возглавила профсоюз работников радио. Руководство радиостанции «Бельграно» вновь «приняло ее на работу» и увеличило оклад Эвиты до рекордной суммы. Затем последовало предложение сняться в главной роли в кино – продюсеры вдруг вспомнили, что Эва мечтала стать актрисой. Эвита в восторге согласилась, и был снят фильм «Расточительница», который очень щедро финансировался казной. Президент Аргентины, отложив управление страной и все прочие дела, частенько присутствовал на съемках. Однако эта картина (со столь пророческим названием) стала первой и последней в кинокарьере Эвы Перон. Ей, как вы понимаете, было уже не до ролей.

В июне 1947 года Эвита отправилась в свое триумфальное европейское турне. Ее близкая подруга Лилиан Гуардо вспоминала об этом путешествии: «Франко и его жена были в аэропорту, чтобы поприветствовать нас. Было просто удивительно, как ее встречали». Папа римский тоже принял ее достаточно тепло. Однако не все и не везде восторженно принимали жену президента-диктатора, преклоняющуюся перед лидерами фашизма и нацизма. Например, вне стен Ватикана местные антифашисты и эмигранты из Испании выступали против Эвиты Перон довольно резко. В Париже ее встретил только французский министр иностранных дел Жорж Бидо. Первые лица Франции ее видеть не пожелали. В Англии в ее честь устроил обед премьер Эттли. Но королевский двор ее не принял.

Одни только киностудии и радиостанции распахивали перед ней свои двери и готовы были платить ей любые гонорары за выступления.

Прокатившись по Европе, Эвита, которую не желал признавать высший свет и в ее «собственной» Аргентине, поняла, что в аристократические круги ей не пробиться. И если мужчины еще снисходили к ней, то женщины не желали иметь с ней ничего общего. Какая буря бушевала у нее в душе, никто не ведает, а вслух госпожа президентша произнесла лишь следующее резюме: «В Европе от Аргентины ждут говядины, но не дружбы». И это понятно: пережив ужасы войны, европейцы не хотели «дружить» с перонистским режимом с его пронацистским настроем.

К тому же, по воспоминаниям современников, даже после замужества Эва не смогла избавиться от ярлыка «потаскушки». Что, кстати, тоже не привлекало к ней английскую королеву и прочих высокопоставленных особ. А во время визита в Италию с Эвой произошел пренеприятный инцидент. Однажды она проезжала в открытом автомобиле по улицам Милана в сопровождении отставного адмирала. На тротуарах шумела толпа, и слышались какие-то выкрики. Шокированная Эва повернулась к своему спутнику и обиженно воскликнула: «Вы слышите, они называют меня шлюхой!» «Я их прекрасно понимаю, мадам, – вежливо отозвался адмирал. – Я не был в море уже пятнадцать лет, а меня по-прежнему называют адмиралом».

Если такого разговора и не было, то, согласитесь, его следовало бы придумать!

Даже в самой Аргентине, где народ в большинстве (огромном большинстве!) буквально боготворил Эвиту, кое-кто воспринимал ее личность более адекватно. Эти умники сочиняли про президентскую чету всевозможные анекдоты, и один из них звучал так: “Perуn fomenta la industria y evita la prostituciуn”, что означает: «Перон развивает индустриализацию и избегает проституции». Соль этого антиправительственного анекдота состояла не в том, как произносится эта фраза, а как ее можно написать. Если слово “evita” писалось с заглавной буквы – выходило оскорбление: «Перон развивает индустриализацию, а Эвита проституцию». Нечистоплотное прошлое не желало отпускать первую леди Аргентины…

А ей так хотелось завоевать всю страну! Чтобы не только широкие народные массы любили ее, но и более узкий круг аристократов принял ее с распростертыми объятиями. Однако родовитые дамы отчего-то не спешили заводить с ней знакомство.