В этой связи любопытно отметить нынешний спор между сторонниками «синтетической» теории эволюции (т. е. нынешнего ортодоксального дарвинизма) и их противниками, «типологами». Например, Эрнст Майр высмеивает слепоту типологов: «Как показывает история, типолог нисколько не оценивает, и не способен оценить естественный отбор». [См. Ernst Mayr, Populations, Species and Evolution (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1963), p. 107.] К сожалению, он не ссылается на источники своей типологии, применяемой им к его коллегам. Может быть, он слишком скромен, чтобы претендовать на эту честь? Или же, в этом случае, похожие узнают друг друга?
Но разве не все мы в душе типологи?
Во всяком случае, несомненно, есть много способов рассматривать формы животных. И поскольку мы принялись, в духе Платона, за исследование параллелизма между творческим мышлением и обширным разумным (mental) процессом, именуемым
Если поставить вопрос таким образом, то представляется, что Томпсон [Здесь мы исправили несомненную из контекста описку автора, заменившего фамилию Томпсона на Майра. — Прим. перев.] глубоко прав, предлагая свою типологию. Старые рисунки Д’Арси Томпсона именно разделяют два вида коммуникаций внутри самого организма. Рисунки показывают, что у животных есть два вида признаков: (а) У них относительно устойчивые квази-топологические [В математической дисциплине топологии изучаются качественные признаки фигур, не зависящие от их размеров и не меняющиеся при их непрерывных преобразованиях. — Прим. перев.] паттерны, которые понятным образом побудили ученых постулировать резкую разрывность в процессе эволюции. Эти признаки остаются неизменными под действием (б) относительно неустойчивых количественных свойств, видимых при сравнении смежных изображений.
Если начертить координатные линии, соответствующие квази-топологическим свойствам, то оказывается, что изменения менее устойчивых свойств представляются искажением координат.
В смысле рассматриваемого вопроса о гомологии, складывается впечатление, что в самом деле существуют разные виды свойств, и что филогенетическая гомология несомненно зависит от более устойчивых, квази-топологических паттернов.
7. ПРИСПОСОБЛЕНИЕ И АДДИКЦИЯ[3]
На языке эволюциониста «приспособление» означает приблизительно то же, что «план» на языке таких теологов, как Уильям Пейли, [Уильям Пейли (William Paley, 1743–1805) был, задолго до рождения Дарвина, защитником истории творения, изложенной в книге Бытия. Его «Изображение доказательств христианства» (View of the Evidences of Christianity (1794)) до недавнего времени была обязательным предметом для кембриджских студентов, не изучавших греческого языка.] «Доказательства» которого представляют собой объемистое собрание бросающихся в глаза примеров изящных специальных приспособлений животных к их образу жизни. Но я подозреваю, что и «адаптация», и «план» — понятия, вводящие в заблуждение.
Когда мы рассматриваем возникновение частных примеров приспособления — клешни краба, руки и глаза человека, и тому подобного — как центральную из всех проблем, подлежащих решению эволюциониста, мы искажаем и ограничиваем наш взгляд на эволюцию в целом. Как можно полагать, в результате нелепых сражений между ранними эволюционистами и церковью из всего обширного гераклитова потока эволюционного процесса были, по-видимому, выхвачены, в качестве предметов особого внимания, некоторые водовороты и заводи. Вследствие этого были в известной степени оставлены в стороне два великих стохастических процесса. Даже профессиональные биологи не видели, что — с более широкой точки зрения — эволюция столь же свободна от ценностей и столь же прекрасна, как танец Шивы, в котором все прекрасное и все уродливое, творение и разрушение выражены или сжаты в сложное симметричное движение.
Поместив термины