Звуки выстрелов, крики раненных, всеобщий беспорядок — это всё мало волновало депутата. Куда больше его заботила собственная безопасность. Рация не отвечала — военные, занятые обороной, не выходил на связь. После того, как на экране монитора, который передавал сигнал с одной из камер, попало тёмное как битумная смола химическое облако, Бурков поспешил запустить свои технологические ветряные мельницы, и первые свалившиеся с крыши солдаты, которые находились там в дозоре, вполне могли быть банально сдуты с неё, мощными потоками воздуха. По — этому, надо было дождаться, пока закончится бойня, пока за ним не придут верные ему люди, пока не объяснят какого лешего, эта гадость опять оказалась на небе, и кто это допустил. А выходить на улицу, которую наводнили обезумевшие белоглазые вурдалаки без прикрытия, Бурков не рвался, пережидая бурю, внутри уютного офиса.
В холле банка, внизу, послышался звон битого стекла. Мигом оторвавшись от окна, Бурков прильнул к экрану монитора компьютера, переключившись на сигнал камер наружного наблюдения. Ни одна камера не зафиксировала чьего — либо нахождения внутри здания. Но, несмотря на это, звон внизу повторился.
Не теряя времени, депутат, достал из выдвижного ящика офисного стола, пистолет «Удав», взвёл курок, и направил его на, крепкую деревянную офисную дверь. В кабинет никто не спешил входить, а вот звон разбитого стекла, повторялся с завидным постоянством, начиная действовать на нервы. Не сводя прицел Удава с двери, Бурков осторожно приблизился к ней. Прислушался.
Снаружи было тихо. Бесшумно. Не было слышно не единого шороха, не звука шагов, ни голосов. Все звуки остались снаружи, на заполненных белоглазыми безумцами улицах. Бурков решил, что ему просто показалось.
Звон разбитого стекла повторился. Плюнув на осторожность, бывший командир воздушно — десантного батальона, резко распахнул дверь, и рванулся вперёд, переводя стволом пистолета справа налево. На винтовой лестнице, обложенной плиткой, с расцветкой «под дерево», ведущей с нижнего этажа на верх, никого не было. Перила, с ограждениями из дорогого стекла, были целы. Бурков с подозрением покосился на две массивные колонны, расположенные с двух противоположных сторон от входа в кабинет, выполненные в античном стиле, венчавшие верхний и нижний пролеты этажей. Сооружения были массивными, и достаточно широкими, что — бы за ними мог спрятаться враг. Выбрав ближе стоящую к нему колонну, Николай Сергеевич, стал осторожно подбираться к ней, держа Удав наготове. Мягко, как кошка, он подкрадывался к месту предполагаемого укрытия, злоумышленника, как вдруг, откуда — то снизу, вновь донёсся звон стекла. Не теряя ни секунды, Бурков, метнулся к поручням, направив пистолет вниз, в поисках потенциальной мишени, на нижнем этаже.
— Не двигаться! — послышалось за спиной.
Бурков раздраженно поморщился. Его смогли выманить из укрытия, застав врасплох, выставив полным дураком. Самолюбие депутата, было больно уязвлено, когда он осознал, что сделай он ещё пару шагов к колонне — точно сцапал бы негодяя. К тому — же, этот гадёныш, спрятался за той колонной, единственной не попадающей в поле зрения камер. Конечно, добраться до неё, будучи не засеченным ни одной из камер, злоумышленник не мог. Казалось бы, сиди себе за монитором камер, промотай записи с них, на минутку назад, да и засечешь негодяя, а потом преспокойно сцапаешь. Но Николай Сергеевич, пренебрег одной из главных негласных солдатских правил, гласивших что «инициатива наказуема». Снова его выставили полным олухом. А уж когда, он, медленно повернув голову, узнал, кто именно совершил такое святотатство с его августейшей персоной, то едва не прокусил себе губу с досады.
— Брось пистолет вниз! — держа его на прицеле пистолета Макаров, потребовал Николай.
Бурков не стал сопротивляться, понимая, что сейчас находится в проигрышной позиции. Удав полетел вниз, загрохотав, падая на покрытый плиткой пол.
— В кабинет! — приказал Николай, указав стволом пистолета на дверь. Из окровавленной второй руки, он бросил на пол, неровные осколки битого стекла, того самого, с помощью которого выманивал депутата из кабинета. Бурков коротко усмехнулся, мысленно оскорбляя Николая, самыми последними словами, но повиновался.