– Вот, видишь, каждый раз она выкидывает что-нибудь новенькое: то начнёт рыдать, не останавливаясь, то вдруг – непрерывные крики до безумия. Я уже не выдерживаю этого. А ты – только работа, твои дела с мыслетроном! Дочь пропадает у нас. Ты пойми, отец. Это наше дитя! И виной такой ситуации является твой…этот…Иллиан.
– Ты врачу показывала дочку?
– Да, везде я уже была, Анастас. Ты об этом знаешь. Я стала в поликлинике уже родным человеком. Только толку-то что? Не находят врачи у неё никаких отклонений. Она здорова!
– Ну, им виднее.
– Вот, вот, тебе бы только свалить ответственность на кого-нибудь, а там – и трава не расти.
– Не кричи на меня Света. Я понимаю, у тебя нервы. Но, ведь, и у меня есть нервы, и я тоже умею кричать!
– Да, кричать-то ты умеешь, а вот дочкой заняться – тебя тут нет.
– Давай успокоимся, Света. Сейчас поговорим с Анютой, узнаем, в чём дело.
– Поговори, поговори, а я послушаю, как это у тебя получится.
– Дочка, глупенькая моя, – ласково начал Анастас, – у тебя что-нибудь болит? Не молчи, скажи мне, я тебе помогу.
– Нет у неё языка больше, она теперь общается только мысленно, да и то с одним Иллианом, – не успокаивалась Светлана.
– Может быть, что-нибудь произошло с Иллианом? Вы поссорились? Или Иллиан навсегда отправился на Генианию?
Странно, но Анастас не только не услышал ни одного слова в ответ, но и не почувствовал работы мозга Анюты? Не было от неё никакого излучения мыслительной энергии.
Это встревожило Анастаса гораздо больше всех её «безобразных» выходок, больше упорного молчания. Анастас ни разу не встречался с полным отсутствием мыслей у человека, и сам, при вынужденном уменьшении своего энергетического потенциала, не снижал его до полного исчезновения. Такое состояние Анютки было для него новым и неожиданным явлением.
– Я к тебе обращаюсь, дочка. Я тебе говорю, Анюта. Слушай меня внимательно, – попытался, как можно больше сосредоточить свою энергию на одном объекте, на Анюте, – слушай и смотри на меня.
Так повторял Анастас одну и ту же фразу несколько секунд, может быть, минуту. И, вот, наконец, в глазах дочери стал появляться живой блеск, и она обратила внимание на своего отца.
– Я здесь, папа, – были первые слова Анюты после долгих минут молчанья.
– Ты здорова, Анюточка? – снова спросил Анастас.
– Да, здорова она, здорова, все врачи это говорят, – вступила в разговор Светлана.
Анастас с упрёком посмотрел на неё, но ничего не сказал. Он сел на стул и девочку посадил себе на колени.
– Скажи теперь, Анюта, зачем ты поразбрасывала все свои игрушки?
– Они все против меня.
– Это как? Они же всегда были твоими друзьями.
– Были, а теперь они не друзья.
– Объясни, Анюта, почему так получилось?
– Они поссорили меня с Иллианом.
– Как так?
Странно выглядело общение взрослого человека и совсем ещё крошечного ребёнка без какого-либо сюсюканья, подыгрывания. Разговор был на равных.
– Иллиан появился здесь и стал обижаться на меня за то, что я со своими игрушками, куклами провожу больше времени, чем с ним. Он говорит, что, если уж мы стали близки друг другу, то надо всё время проводить вместе, или почти всё время. Так принято у них на Гениании. Так поступают его родители, и все близкие ему жители на их планете.
– Погоди, Анюта. Что значат твои слова «стали близки»?
– Так он сказал после того, как наши мысли стали едиными. Я ощущала и чувствовала себя Иллианом, частицей его, мы думали вместе одними словами, фразами, мыслями. Мы теперь считаем и представляем себя, как единое, неразделимое целое.
– И что же потом, – спрашивал Анастас, а Светлана, слушая всё это, не могла вникнуть в смысл произносимых дочерью слов и понять, о чём она говорит.
– Потом он сказал, что скоро они все должны покинуть нашу планету, и я должна буду отправиться вместе с ними. Он любит меня, и без меня ему не будет жизни на Гениании.
– А ты, что ответила?
– Я сказала, что мне надо время, чтобы всё обдумать, и, что я не могу жить без своих любимых игрушек. Тут он обиделся и сказал, что из-за своих игрушек я погублю и его жизнь и мою. После этого больше ничего не сказал и куда-то исчез. А я, так и осталась здесь его частицей, я ничего не видела, кроме своих игрушек. Они стояли у меня перед глазами.
– И ты начала их выбрасывать?
– Я не хочу больше их видеть. Я не хочу, чтобы Иллиан обижался на меня и уходил от меня.
– Но, послушай, Анюточка, – вступила, наконец, в разговор Светлана, – ведь, ты – девочка. Ты – земной житель, человек. А Иллиан…, он никакой, его нет.
– Он хороший, мама, и он есть. И всегда будет. Только, если я буду с ним – так он говорит. Так у них там заведено. Без любви они не женятся, а, если не женятся, то погибают от одиночества.
– О какой любви ты говоришь? Тебе же ещё нет и двух лет. В твоём возрасте у нас дети ещё мамкину грудь сосут, а ты … о любви.
– Мамочка, мы с тобой уже говорили: я – ещё дитя телом, а душой, умом, я – взрослее всех земных жителей.
– А ты знаешь, дитя телом, что значит, быть замужем?
– А там, у нас, живут не телом, а мыслью, умом.
– Там, у вас! – передразнила мать Анюту, – ты уже считаешь себя генианкой?