Разум нужен всем

– Пососёт, пососёт, да и выплюнет, – пошутил врач, – не бывает временами сильного сердцебиения?

– Я же сказал, ничего у меня не болит.

– А не кажется иногда, что ты превращаешься в кого-нибудь? Ну, например, в Наполеона?

– Ты, что, лепила, меня здесь за дурика держишь?

– Отвечай на мои вопросы – это в твоих интересах. Не являются ли к тебе какие-нибудь видения?

– Никто и ничто ко мне не является. А хотелось бы, чтобы кто-нибудь подвалил с хорошим бердачком.

– Хорошо, пока всё, лежи и мечтай, – доктор собрал свои манатки и вышел из палаты.

Но, никакие стены, ни тюремные, ни лазаретные не уберегут Михаила от той энергии, которую посылают ему Анастас и Серёжа.

Сразу же, на второй день после перехода Миши в лазарет, он вновь впал в забытье, чем сильно испугал соседа-дохляка. Тот начал стучать кружкой по железной кровати и звать санитара. Крики его, вперемежку с кашлем, были не особенно слышны за пределами палаты.

Тем не менее, металлические звуки своё дело сделали и, спустя пять минут, запоры на дверях загремели, и в распахнувшуюся дверь вошли два санитара и доктор. Они подошли к мертвецки спокойному Михаилу, подняли веки сначала одного, потом второго глаза. Никакой реакции не было.

– Он всегда так, – сказал доктор, – теряет сознание, лежит минут десять-пятнадцать, потом сам по себе очухивается. И после этого начинает рассказывать байки: будто бы он побывал на воле, с кем-то встречался и разговаривал.

– А в качестве кого он на волю выходит? – спросил один санитар, – Наполеон или, может быть, Достоевский?

– Вот этого ни разу не было. Это и странно. Начальная стадия шизофрении – пока он к чужой шкуре не примерялся. Когда меня нет – понаблюдайте за ним, только не ломайте: он тихий.

– Хорошо, доктор, будет сделано всё в лучшем виде.

– Ты смотри у меня! Я тебя знаю, только допусти кота к сметане.

В это время Михаил зашевелился, глаза, с трудом, но всё же открылись, и, наконец, он полностью пришёл в себя.

– Ну, как теперь? – спросил доктор, – опять был в путешествии?

Михаил молчал, собираясь с мыслями или переживая очередную встречу.

– Вы всё равно мне не верите, так и не спрашивайте, – как-то очень уж дружелюбно, чуть-чуть виноватым голосом ответил Михаил.

– Ну, почему же? Мы тебе верим и очень хотим знать, где ты сегодня был?

– Я был на хате у одних знакомых.

– Они тебя угощали?

– Они каждый раз мне лекции читают.

– На какую тему?

– Всё на одну и ту же.

Доктор уже знал, что Сапушкину каждый раз кажется, что его кто-то пытается вытащить из тюрьмы и настроить на будущую честную жизнь.

– Ты, хоть, записывай эти лекции, и мы почитаем, – пошутил один из санитаров.

– Я тебе как-нибудь потом всё расскажу, – ответил Михаил.

– Ну, ладно, полежи, – сказал доктор, вставая, – после путешествий отдохнуть нужно.

– Полежу, полежу.

Трое вышли из палаты, дежурный, громко стуча, запер замки.

Несколько дней подряд Лютый ждал выхода Косолапого на прогулку, но напрасно. И, только на третий день, Митяй сообщил ему, что Медведя забрали в лазарет.

– А что случилось? Рехнулся, что ли?

– Да, у него падучая. Коньки отбрасывает каждый день, вот и пошёл на курорт.

Лютый понимал, что теперь ему Медведя достать будет трудно, и все планы могут полететь в тартарары.

36

– Вовочка, как ты ведёшь себя? Как с братом обращаешься? – спросила Вера Никифоровна. Она уже давно чувствовала и видела, что нет больше тесных, братских отношений между её сыновьями. Чёрная кошка пробежала между ними в то время, когда Серёжа пошёл учиться в десятый класс. Она, как человек, догадывалась о причинах такого поведения Володи, но, как мать, отказывалась понимать его.

«Они же с первых дней вместе, в одной колыбели качались. Росли и воспитывались в одинаковых условиях: как два пальца на одной руке, всегда рядом. Одному было больно, и другой чувствовал эту боль. А потом? Хотя, и пальцы на руке тоже вырастают разными и не одинаковую роль выполняют в жизни человека».

– Ну, сколько можно говорить одно и то же? – огрызнулся Вова на вопрос матери. Уж не в первый раз слышит он этот вопрос, который только ещё больше нервирует его и обижает, – я нормально обращаюсь и отношусь к нему, как к другу.

– Вот, именно, как к другу, а он – брат тебе. Близнец твой.

– Мама, прошу тебя перестать. Мы уже не маленькие – сами разберёмся.

Вера Никифоровна замолчала. Вечером она подошла к Вадиму и тихо спросила:

– Вадик, ты чувствуешь: наши сыновья уже выросли?

– Я это не только чувствую, но и вижу. А с чего это, вдруг, такой вопрос?

– Не по душе мне их отношения, отдалились они друг от друга.

– Да, это так. И я с Серёжей общался на эту тему.

– И что же?

– Он тоже не знает, что с Вовой происходит, хотя, и пытался Володя объяснить ему причину.

– Они говорили об этом?

– Да, Серёжа хотел выяснить у брата, в чём его вина и причина обиды Володи, да только объяснения были не совсем понятны. Вот в последнее время Сергей стал брать его с собой к Анастасу. Там у них компания, хорошая семья, дочка подрастает, скоро, наверно, сама в гости к нам прибегать будет.

– Ну, ты скажешь – она, ведь, ещё маленькая.

– И не заметишь, как из маленькой невеста вырастет.