Разум сердца. Знание, интеллект и мудрость в суфизме

«…формулировка суфийских учений, осуществленная Мухйи ад-Дином [Ибн 'Араби], выражала собой потребность среды, к которой они были адресованы […] Ранние поколения нуждались только в совете или указании (ишара) для того, чтобы понять внутреннее значение вещей; человек же более поздних столетий нуждался в более полном разъяснении. И в лице Ибн 'Араби исламский эзотеризм предложил учения, которые только и могли гарантировать сохранность Традиции среди людей, которым всегда грозила опасность быть сбитыми с пути из-за неправильного рассуждения и у большинства которых интеллектуальная интуиция не была настолько сильной, чтобы контролировать другие человеческие наклонности и охранять умы от возможных ошибок. Благодаря Ибн 'Араби то, что было всегда внутренней истиной суфизма, было сформулировано таким образом, что стало с тех пор доминантой духовной и интеллектуальной жизни ислама»[71].

Духовные учения неизбежно испытывают влияния той культуры, в которой они действуют. Заблуждения порой становятся частью учения, а местные культурные особенности или предрассудки возводятся в универсальную истину. Например, в духовной сфере иногда торжествует презрение к мысли. Cкудоумие выдает себя за бытийно преодоленную и мистически превзойденную мысль – часто мы имеем дело с ложным противопоставлением мысли, чувства и дела. Отказ от ума и мышления подается чуть ли не как лекарство от всех духовных болезней, хотя отказ от глупости здесь кажется более уместным. Это оскорбительно и для мышления, и для духовной традиции. По словам Шихаб ад-Дина Сухраварди, «мистик, если он лишен способности философствовать, неполноценен»[72].

Cовременное общество, переживающее значительные изменения, лишено многих ориентиров сакральной традиции, а наша способность отличить истину от заблуждения в духовной сфере ослабевает. Тем более важными для человека нашей эпохи становятся идеи, которые нам оставили гиганты Традиции – носители вечной мудрости, создававшие трактаты для обучения своих учеников и наставления будущих поколений искателей[73]. Эти идеи могут порой нуждаться в критическом пересмотре, но они тем не менее служат ориентиром, иногда единственным, для тех, кто странствует в бурном море различных духовных учений. Это не «закорючки на бумаге», а живой опыт и мудрость многих поколений, передаваемые нам как важная часть духовной традиции. Если же мы будем полагаться только на наш собственный ограниченный ум и не менее ограниченные чувства, легко сбиться с пути.

17. «Школа опьяненности» и «вторая трезвость»

Мы можем взглянуть на интересующую нас проблему, сопоставив «школу опьяненности» и «школу трезвости» в суфизме. Об этих направлениях пишет Аннемари Шиммель: «Главный аспект учения Джунайда – предпочтение состояния трезвости (сахв) состоянию опьянения (сукр). Байазид Бистами стремился к мистическому опьянению, потому что оно стирает человеческие свойства и полностью растворяет человека, изъяв его из себя, в объекте обожания. Джунайд и его последователи, однако, считали более высоким и предпочтительным состоянием “вторую трезвость”: когда человек, после экстатического опьянения, вновь осознает себя “пребывающим в Боге”; когда все его свойства, преображенные и одухотворенные, восстанавливаются в нем. Конечная цель – не фана, “уничтожение”, но бака, “пребывание”, то есть новая жизнь в Боге»[74].

Для «второй трезвости» требуется разум, но теперь это высший разум, он преображен светом любви и неотличим от нее. По-настоящему знать что-то можно, только если это любишь. А любить можно только то, что знаешь: по словам Ибн 'Араби, «лишь знание скрепляет неразлучно».

Суфизм принимает самые разные формы. Некоторые суфии акцентируют внимание на любви, другие – на познании; иногда важна опьяненность, иногда – трезвость. Разнообразие подходов делает традицию живой и позволяет отвечать на запросы самых разных искателей в рамках многообразных культур и соответствовать различным психологическим типам. При этом б'oльшим спросом как на Западе, так и на Востоке пользуется, конечно, опьяненный суфизм, а трезвые учения вызывают интерес лишь у более склонной к умственным усилиям и, соответственно, малочисленной части публики. Поэтому образ так называемого «истинного суфизма» часто, хотя и без должных на то оснований, связывается исключительно с опьянением.