Королевская прокурорская служба явно была раздражена некачественным отчетом со стороны защиты, и меня попросили посетить совещание в адвокатской конторе Бедфорд-Роу в 17:30. Я прошел по Теобальдс-роуд мимо Джокис-филдс, и, когда оказался на месте, меня пригласили во внушительный конференц-зал с юридическими книгами в переплетах из марокканской кожи и отполированными длинными столами. Там было много людей: королевский адвокат, младший барристер[55]
, стажер, секретарь барристера, солиситор и его секретарь. На столе было два стакана с шариковыми ручками с логотипом адвокатской конторы, стопка блокнотов в линейку и подносы с чаем и печеньем.Теперь все вопросы мне предельно ясны, но тогда я был еще неопытным и стеснялся высказывать свое мнение. Да, ментальные отклонения присутствовали. Я дал комментарии о пограничном расстройстве личности и синдроме жестокого обращения с женщиной. Однако считал, что вопрос о значительном уменьшении ответственности следовало оставить присяжным. Уголовная ответственность – это не медицинская сфера.
Мне было немного неловко, что все в зале, казалось, ловили каждое мое слово. По мере того как мой опыт работы с делами об убийствах становился все богаче, я стал привыкать к этому. Обычно в деле об убийстве все показания о человеке, в чьих руках был нож, имеют первостепенное значение. Все сводится к психическому состоянию, в котором подсудимый пребывал на момент совершения убийства, и, чтобы лучше разобраться в нем, требуется мое мнение. В тот момент, однако, мне было крайне некомфортно, словно на скамье подсудимых находился я. Точно помню, как королевский адвокат прочистила горло, прежде чем обратиться ко мне. Хотя она была «дружелюбной», я почувствовал, как капля пота щекочет мне линию роста волос. Я сглотнул и понадеялся, что мое волнение незаметно.
– Спасибо, доктор, – начала она. – Мы очень благодарны вам за работу по этому делу. Нам нужно уточнить лишь несколько моментов… Коронный суд должен рассмотреть заявление подсудимой о ее виновности в непреднамеренном убийстве. Уверена, вы все понимаете.
– Да, разумеется, – ответил я, стараясь звучать уверенно. – Чем я могу помочь?
– Вы встречались с подсудимой в Холлоуэй несколько раз, верно, доктор?
– Да. Впервые я увидел ее вскоре после ареста.
– И вы считаете, что она соответствует критериям для постановки диагноза «пограничное расстройство личности»?
– Да, – осторожно ответил я, гадая, куда она ведет.
– И вы поставили ей диагноз «синдром алкогольной зависимости», несмотря на то что она сейчас воздерживается от употребления спиртного и находится в защищенном окружении?
– Да.
– И вы согласились с тем, что по результатам теста на содержание алкоголя в крови, проведенного в изоляторе временного содержания, она находилась в состоянии алкогольного опьянения?
– Да, все верно.
– Но интоксикация была добровольной, и, следовательно, она не связана с ментальными отклонениями.
– Да, – сказал я. – У нее есть сильная потребность в выпивке, однако она сохраняет способность выбирать, пить или нет.
Королевский адвокат кивнула и посмотрела в записи.
– Ясно, благодарю вас, – сказала она. – А теперь не могли бы вы помочь нам понять, как пограничное расстройство личности связано с ментальными отклонениями?
– Что ж, по моему мнению, американские критерии здесь более уместны. Они подробнее… Если бы я взглянул на свой отчет, то отметил бы такие черты, как эмоциональная нестабильность, импульсивное поведение, резкие перемены настроения, необоснованная ярость или трудности с управлением гневом… частые проявления вспыльчивости.
Она набросилась на меня:
– Но, доктор, импульсивность и необоснованный гнев можно считать скорее недостатками характера, чем ментальными отклонениями, не так ли?
– Да, – пробормотал я. – Нет, но да…
Он меня перебила:
– Хорошо, предположим, что выделенные вами черты позволяют говорить о ментальных отклонениях… трудностях с управлением гневом и всем остальном. Считаете ли вы, что этого было достаточно, чтобы значительно сказаться на ее вменяемости?
– Что ж, позвольте мне предположить…
– Доктор Тейлор, вам, конечно, известно, что закон допускает исключения для случаев, когда вменяемость была нарушена более чем минимально.
– Что ж, – сказал я. – Думаю, что вопрос о вменяемости лучше оставить суду.
Она слегка улыбнулась.
– Да, доктор Тейлор, это, как вы верно заметили, решать суду. Однако вы должны понимать, что суд будет вполне обоснованно ждать от вас помощи присяжным с принятием решения. Как профессионал, вы должны высказать свое мнение, была ли вменяемость существенно нарушена. Давайте перейдем к синдрому жестокого обращения с женщиной. Вы высказываетесь об этом неоднозначно. Предполагаю, вы знакомы с работами профессора Даунса на эту тему?
– Да, знаком, – ответил я, стараясь быстро реагировать на ее вопросы и все еще чувствуя страх, – однако не существует четко согласованных психиатрических диагностических критериев синдрома жестокого обращения с женщиной. Кроме того, профессор Даунс ссылается на американские определения самообороны и невменяемости.