Читаем Разум в тумане войны. Наука и технологии на полях сражений полностью

Изготовление надежных орудий также оказалось сложной задачей. Как доказал историк Кен Алдер, заинтересованность государства в производстве более надежных пушек стала прямой причиной появления взаимозаменяемых деталей в конце XVIII века во Франции. Оказалось, что огнестрельное оружие великолепно подходит для промышленного массового производства. Все начиналось с ремесленного штучного производства, но огнестрельное оружие принесло с собой инновацию. Стандартизация решила многие проблемы военных.

Солдаты должны были эффективно использовать ружья в бою, а для этого требовалась подготовка. Сложный процесс заряжания, перезаряжания и стрельбы в тяжелых, опасных для жизни условиях необходимо было довести до автоматизма. Этого добивались систематической муштрой. Со временем вообще стало ясно, что солдат нужно тренировать и помогать им преодолеть свойственное человеку внутреннее сопротивление, возникающее при прицеливании, стрельбе и убийстве себе подобного из огнестрельного оружия – на практике это могло быть невероятно трудным.

Таким образом, вокруг этой технологии сложились технические, материальные, организационные и эмоциональные системы. Чтобы они заработали, им всем нужно было уделять внимание.

Историки науки и техники называют подобную систему социотехнической. Это название указывает на то, что объекты техники – вещи – влияют на социально-политическое устройство не только в силу своих технических свойств или физических качеств, но и через системы и институты, возникшие для того, чтобы управлять ими, делать их полезными и реализовывать их потенциал. Понять огнестрельное оружие можно, только рассматривая сложные системы, которые делают его функциональной и эффективной военной технологией.

Когда историки говорят, что огнестрельное оружие стало причиной расцвета современного государства, трансатлантической работорговли или европейских империй, то подразумевают под технологией («огнестрельное оружие») социотехнические системы, определяющие ее политическую и социальную силу. Иногда полезно отделить эти элементы друг от друга. Это помогает понять объект, появление которого по любым меркам имело колоссальные долгосрочные последствия. Таким образом, разделение элементов, определяющих (бесспорную) мощь огнестрельного оружия, – одна из целей настоящей главы.

История огнестрельного оружия проливает свет на технологии как системы замысла, воплощения, практики и социального порядка. Ружье – нечто намного большее, чем устройство для стрельбы. Это символический объект, оказывающий воздействие, как многие другие технологии, через социальные отношения. Это еще и критически значимая технология в истории тела. С появлением огнестрельного оружия стало возможным причинение новых и более тяжелых повреждений на расстоянии.

Сначала появился порох. Он был изобретен в Китае как алхимическая диковинка, возможно, еще в IX веке, скорее всего, в процессе поиска даосами бессмертия. Его могли использовать и изучать и за пределами Китая. В старинных индийских текстах встречаются упоминания о взрывчатом порошке. Мы знаем, что к XI веку он уже производился в Китае для использования в военном деле. Огненное копье, созданное в Китае, представляло собой наполненную порохом трубку, которая должна была поджигать цель. Огненные копья были тяжелыми, неповоротливыми и не отличались дальнодействием, но при достаточном количестве позволяли поджечь цель.

Ориентировочно после 1200 года китайские оружейники создали настоящее огнестрельное оружие. По определению оно должно было включать в себя ствол, высоконитратный порох и снаряд. Примерно в то же время пушки, гранаты, ракеты и другое зажигательное оружие стали обычными средствами ведения войны в Китае. Эти технологии широко использовались при осадах и морских сражениях в период постоянных междоусобиц монголов и династий Сун и Чжурчжэнь Цзинь. На китайских полях сражений господствовала пороховая технология, и китайские вооруженные силы применяли новаторские стратегии.

По существу, характер войны в начале современной эпохи определялся китайскими разработками примерно 1200–1400-х годов, как убедительно показал историк Питер Лодж[29]. Важно заявить это со всей определенностью, поскольку значительная часть литературы европейских историков за последние два столетия об огнестрельном оружии умалчивает или минимально освещает историю пороховой войны в Китае. Огнестрельное оружие сыграло в европейской истории как реальную, так и (набившую оскомину) символическую роль в качестве олицетворения европейского превосходства. Аналогичная тенденция наблюдается и в истории других, более поздних видов военной технологии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное