Короткий зимний день подходил к концу, но все двери в коридоре матово светились — во всех помещениях кафедры работали. Юрий машинально заглянул в полуоткрытую дверь кабинета Германа Романовича. Штейн в ослепительно белом, накрахмаленном халате сидел за микроскопом, Юрий поколебался с минуту, но решил войти: Штейн числился руководителем-консультантом его темы.
— А, Юра, входите! — приветливо сказал Штейн, бросив на него быстрый взгляд. — Что скажете, мой друг?
Штейн был в прекрасном настроении. Это чувствовалось в посадке всей его крепкой фигуры, в ловких движениях пальцев, бегающих по винтам микроскопа, и мажорном тоне звучного голоса.
— Мне кажется, Герман Романович, — сказал нерешительно Юрий, — что у моих крыс восстанавливается регенерационная способность...
— Да? — отозвался Штейн, выдергивая препарат из-под объектива и вставляя на предметный столик другой. — Что же, это бывает. Даже при рентгеновском облучении. Значит, каким-то клеткам повезло, и они остались неповрежденными...
Именно такого ответа Юрий и ожидал.
— Неужели никакая репарация поврежденной клетки невозможна? — уныло спросил он.
— Практически никакая! — отрезал Штейн и внимательно посмотрел на Юрия. — И теоретически почти никакая. Как может быть восстановлено здание, если план строения уничтожен?
Он повернулся вместе со своим вращающимся табуретом к Юрию, который стоял, прислонившись к столу.
— Вот под моим микроскопом прекраснейший пример действия радиации на клетку — инфузория туфелька, подвергнувшаяся, как и ваши крысы, действию космической радиации... В чудовищной дозе — пятьсот тысяч рентген.
Штейн подождал реплики. Но Юрий угрюмо молчал.
— Орган наследственности, хранилище наследственной информации — микронуклеус у них, конечно, вдребезги разбит и исчез, — продолжал Штейн. — Они живут только потому, что у них есть второе гигантское ядро — макронуклеус, которое вследствие своей величины устойчиво против радиации.
Герман Романович опять посмотрел на Юрия, ожидая его реакции. Но тот молчал.
— И вот наш опыт, который мы провели с Наташей Гусевой, — продолжал Штейн, не обращая внимания на молчание Юрия. — В космическом путешествии был один вид туфельки — Бурсария. А мы скрестили его с нормальной туфелькой вида Аурелия. Результат — Бурсария получает микронуклеус Аурелии вместе со всей его ДНК, несущей наследственную информацию, и перестраивается по типу Аурелии. Прошу вас, взгляните.
Он откинулся корпусом в сторону, чтобы Юрий мог нагнуться над микроскопом.
— Да... действительно.
— Хорошо? Что можно возразить против этого опыта? — Штейн наклонился к микроскопу. — Один вид превратился в другой в результате переноса ДНК из одного организма в другой.
Его пальцы снова забегали по винтам микроскопа. Юрий пробормотал: «До свидания» — и вышел из кабинета.
— Слышал? — встретил его в лаборатории Ярослав, как всегда, возбужденный подхваченной где-то на лету новостью.
— Что такое?
— Завтра на ученом совете Всеволод Александрович выступает с докладом.
— И ты мобилизуешь аудиторию?
— Чудак, на такой доклад не прорвешься... Называется «Новые данные о синтезе белка в животных и растительных клетках в условиях облучения».
— Какие же у него могут быть особые новые данные? — недоверчиво спросил Юрий. — Наверное, все то же — ДНК, хромосомы...
— А вот то, да не то. Полное решение вопроса... Не оставляющее никаких сомнений.
— В чем?
— В том, что действительно хромосомы управляют синтезом белка.
Юрий покачал головой.
— Да, милый мой, — Ярослав торжествовал, — теперь твоим сомнениям конец, получены бесспорные экспериментальные доказательства. Мне сам Герман сказал.
Юрий пожал плечами. Ему не хотелось спорить.
— Послушаем, — ответил он сдержанно. — А потом будем разговаривать.
Глава третья
Профессор Брандт выступает с докладом
Доклад профессора Брандта собрал огромную аудиторию.
Ученый совет был назначен на три часа, но открылся позже, так как собравшиеся забили всю малую аудиторию старого здания и заседание пришлось перенести в большую. Юрий, Ярослав, Майя, Тоня и другие студенты кафедры космической биологии заняли удобные места, откуда был виден весь огромный зал с круто уходящим вверх амфитеатром. Профессора рассаживались в первых рядах. Против президиума в первом ряду возвышалась грузная фигура академика Ершова. Рядом с ним виднелись дон-кихотские усы и бородка Тенишева. Над ними, во втором ряду — Штейн и другие сотрудники кафедры космической биологии. Выше, в третьем ряду у прохода, Юрий увидел профессора Панфилова и его сотрудников.