А она в это время думала о том, что, если Хьюберт собирается уехать, не лучше ли сейчас же остановиться, вернуться в Лондон и найти работу, любую работу? Должна же быть какая-то, которую она сумеет делать? Кого я знаю, кто мне может в этом помочь? Она открыла рот, готовая сказать: „Останови машину, я выйду“, но продолжала молчать, боясь, что голос задрожит и выдаст ее безысходное отчаяние.
Она заснула и проснулась, когда Хьюберт остановился, чтобы, посветив фонариком, посмотреть на нарту.
— Где мы? — спросила Флора.
— Да почти приехали. Припоминаю дорогу, здесь очень хитрое место. Хочешь шоколада? — Он разломил плитку пополам и протянул ей. — Помолчи. Мне надо сосредоточиться.
Почувствовав, что ужасно проголодалась, Флора жевала шоколад, а Хьюберт ехал вниз по дороге, которая сперва вела в долину, а потом — на холм. Хьюберт бормотал:
— Направо, еще немного направо, налево, снова налево, вот тут пересечь, снова направо, налево, через грязь, здесь полянка, ага, вот и ворота.
— Ты можешь выскочить и открыть их?
Его голос звенел от восторга, Флора вышла из машины, разминая ноги после долгого сидения, открыла ворота, дав Хьюберту проехать, и закрыла их.
— Езжай, — сказала она. — Я пройдусь.
— Но уже темно.
— А вон луна. Поезжай, тут же близко.
— Действительно? Ты имеешь в виду…
— Да, — она хотела помахать ему, потом стала смотреть, как свет фар пляшет на деревьях. „Если бы я не спала, — подумала она, — я бы знала, далеко ли до ближайшей деревни. Я могла бы сейчас повернуться и уйти, но нет — чемодан в машине“.
Черный куб дома высился в лунном свете. Стоя на дивно подстриженном газоне, прислушиваясь к шуму моря, к шелесту листьев, треску сучьев в лесу, она улавливала пощелкивание остывающего мотора. После шоколада хотелось пить, но не решалась приставать к Хьюберту, она чувствовала себя сейчас
— Пошли со мной. — Хьюберт взял ее за мокрую руку и повел к двери, которая открылась в выложенную камнем комнату, и она вдохнула воздух, за многие годы пропитавшийся дымом.
— Смотри. — Он указал на зеркало в стиле Регентства над камином. По ободку зеркала были засунуты почтовые открытки, целая коллекция, в соответствии с датами. „Жди меня рано или поздно“, — гласили послания на английском, немецком, итальянском, французском, голландском, а в середине — на русском.
— И вот это, — прошептал Хьюберт, светя фонариком, — можешь прочесть?
На пыльной поверхности зеркала пальцем или чем-то еще были выведены слова, и Флора разобрала: „Добро пожаловать!“
— Какой же я был дурак, — вздохнул Хьюберт. — Я считал это таким забавным. И почему я был таким глупым?
Флора сказала:
— А вот на русском знаешь, что написано? „Будьте счастливы и благословит вас Господь“. Что-то в этом роде. Ну, с грамотностью не очень, конечно.
Хьюберт направил ей в лицо луч фонарика.
— Так ты меня
Флора оттолкнула его фонарик. Ей показалось, в их отношениях всегда присутствовал какой-то обман.
— Убери, уже светает.
— Я не думаю, что вот это приветствие „Добро пожаловать!“ мне. Как считаешь?
— Я думаю, вам обоим.
— Надеюсь, — Хьюберт стряхнул с себя мрачное настроение. — Не хотел бы я думать, что внес свой вклад в его кончину.
— Но ты же хотел его смерти, — ровным голосом сказала Флора, как о само собой разумеющемся факте. — Ну вот он и умер.
— И все потому, — начал вилять Хьюберт, — что у него не было друзей. Если бы у него были друзья, все было бы по-другому.
Флора скептически проговорила:
— Могло быть и по-другому.
Он засмеялся.
— Честно говоря, знаешь, чего мне хотелось? Чтобы меня пригласили сюда погостить, искупаться в ванной, где шесть ванн. Все это звучало так экзотично. Но сегодня утром, о Господи, должно быть, это было вчера, поверенный сказал, что полдома сгорело и ванная…
— Пять ванн зарыто в склоне, из них сделаны прудики, я сидела возле них, когда ты подошел ко мне.
— Довольно забавно. — На какой-то момент Хьюберт подумал, что мог бы задушить ее за открывшийся обман. — Тейт мне кое-что сообщил… о…
— Что? О чем?
Хьюберт захохотал.
— Он мне напомнил, что Пенгапах может перейти только моему наследнику мужского пола. Возможно, — сказал он, хихикая, — нам лучше пожениться и начать производить детей.
— Ты свинья. — И Флора ударила его.
Когда ссора прекратилась, Хьюберт обнял ее, но она заявила:
— Я уезжаю. Где мой чемодан? Мне не надо было приезжать сюда!
— Дорогая, я пошутил. — Он гладил ее по волосам. — Извини, извини. Ну давай не будем ссориться, ну пожалуйста. Посмотри, светает. Уже Рождество. С Рождеством тебя!
— Хорошо, но я не выйду за тебя замуж. Я не могу выйти за тебя замуж. Я не могу объяснить почему. Прости, и тебя с Рождеством.
— Пошли осмотрим дом. — Хьюберт с удивлением почувствовал, что хотел бы, чтобы с ними сейчас был Космо.
ГЛАВА 42