Развалины часовни

— Мне помогают Фрэнк Синатра и группа Dire Straits. Я завариваю крепкий чай, достаю из холодильника банку с вишневым вареньем, надеваю наушники, и всё — часа на 3—4 полностью отключаюсь. Так что можно сказать, что все события в моих книгах происходят на музыкальном фоне, который, конечно, остается за кадром.

— Только чай? А как с напитками покрепче?

— Иногда… приходится. Но в этом случае всякий раз заставляю себя заклеивать клавиатуру компьютера скотчем. Символически, конечно. Это твердое правило. Во время «допинга» нельзя общаться с друзьями по Интернету и уж тем более писать книги, чтобы потом не было мучительно больно и оглушительно стыдно. А ты как?

— Я пробовал. Сначала это ускоряло процесс, но затем я стал напиваться быстрее, чем заканчивал очередную главу. Говорят, что талант не пропьешь, но можно спиться, так и не получив признания. Допинг должен сидеть внутри тебя, а не приходить извне, в виде какой-то инъекции.

— Стивен Кинг написал несколько романов — «Куджо», «Сияние», «Томминокеры» — пользуясь, мягко говоря, стимуляторами. Впоследствии он жалел, что не помнит, как радовался, когда наносил слова на бумагу или экран компьютера.

— Роман, некоторые говорят, что творят в муках. Так, что кровь из-под ногтей выступает…

— Муки — вставать в семь утра и тащиться на работу. Творческих мук не бывает. Ты либо пишешь, либо нет. Я не мучаюсь, я наслаждаюсь. Титанические усилия до крови из-под ногтей, наверное, уместны, когда пашешь землю плугом. Когда работаешь радостно, легко, а не вымучиваешь каждое слово, и результат получается соответственный. У меня по крайней мере получается так…

— Ты пишешь сразу набело или как Лев Толстой — с бесконечными правками?

— Ну, ты, конечно, загнул насчет классика! Я правлю и переделываю. Оставляю готовую рукопись отлежаться пару недель. Затем снова читаю, и если что-то не нравится, безжалостно уничтожаю.

— Кто-то из классиков советской литературы сказал, что писатель должен иметь чугунную… Джек Лондон, Эрнест Хемингуэй и многие другие писатели устанавливали для себя жесткую норму.

— Я пишу по 8—10 тысяч знаков в день. В хорошие дни — по 15—20. Да, это, пожалуй, много. Но писатель, как спортсмен, должен держать себя в форме. Если долго не пишешь, вещь теряет темп и ритм. Литература, по большому счету, тоже ремесло. Я его осваивал лет 10. Жаль, что опыт не пришел раньше. Я издал на бумаге три книги — «Экстрасенс», «Тринадцать» и «Ведьма». К сожалению, выпуск книг в привычном для нас бумажном варианте значительно сокращается. Такое вот наступило время: раньше можно было подписать и подарить друзьям свою книгу, а сейчас — сбросить по почте электронную ссылку.

— Когда ты получил свой первый гонорар?

— О, это было 100 лет назад. Я учился в школе, опубликовал в областной газете заметку, за которую мне заплатили 6 рублей 50 копеек. Было здорово увидеть свою работу напечатанной и еще получить за это какие-то деньги. В тот момент я, амбициозный и наивный юноша, решил стать великим и богатым писателем. Со временем выяснилось, что не все так просто.

— Да, на литературных гонорарах сильно не разжиреешь. Я как-то читал, что даже Борис Акунин заработал за год где-то около двух миллионов рублей. Заглядывать в чужой карман — дурной тон, и все же… сколько тебе платят за книжки?

— Так, капает помаленьку. Дочке на мороженое хватает. Я это серьезно тебе говорю, без всякого там кокетства.

— Каким образом Диана стала литературным персонажем?