Развалины часовни

Когда неделя прошла, а «супостаты» все еще торчали в своей приватизированной вотчине, к рубежам усадьбы стали стягиваться активисты непонятных организаций и движений. В основном это были молодые люди, похожие на студентов, которых ради борьбы за попранную духовность отпустили с занятий и освободили от экзаменов. С таким контингентом бороться было бесполезно, и, наблюдая их маневры через мутное стекло окна, Яга решила, что им действительно пришел конец.

…Во сне она летела на метле, как булгаковская Маргарита на борове, была молода, стройна, и длинные черные волосы развевались на ветру, и из одежды на ней было только ожерелье из миниатюрных человеческих черепов. Она летела над городом со скоростью истребителя, под ней молнией пролетали огни городских магистралей, и она ничего не успевала увидеть. Впрочем, она чувствовала, что этот мир под ней — чужой и безвозвратно утерянный…

Она проснулась от толчка в бок. Открыла глаза, зевнула, посмотрела в окошко. В рядах осаждающих студентов-баскетболистов наблюдалось какое-то шевеление.

— На штурм пойдут, стервецы, — сказал Федяка. Это он ткнул Ягу в бок. За спиной у него маячило бледное лицо Водяного Петруши, Иван-Царевич сидел на лавке у печи и любовно поглаживал свой зачехленный меч. Вся гоп-компания была в сборе.

— Сколько я так пролежала? — спросила Яга, поднимаясь на ноги.

— Не знаю. Мы пришли, ты валяешься на полу, окошко открыто. Что они с тобой сделали?

— Ничего. Я просто хотела сказать им, что они не правы.

Иван-Царевич усмехнулся и, не поднимая головы, бросил:

— Им говорить бесполезно, они сказок не читали и манную кашу не кушали, а вместо детского сада сразу пошли в Интернет-клуб.

— Буль-буль… Бль.., — согласился Петрушка.

Все, кроме Царевича, прильнули к оконному стеклу.

Там за окном происходило что-то необъяснимое. Плакаты антиязыческого содержания были свернуты и сложены в кузов грузовика, полевая кухня уже уехала, народ бегал туда-сюда. Но все это не очень походило на передислокацию или отступление. Скорее всего, осада грозила перерасти в нечто более разрушительное.

— Что они делают? — беспокоилась Яга, пытаясь нацепить на нос старые разбитые очки.

— Готовятся к штурму, говорю же. Надо уходить отсюда. — Федяка вынул из кармана сотовый телефон, набрал какой-то номер, недолго прислушивался, затем с разочарованием захлопнул крышку. — Нас отрубили.

— Чаво?

— Отрубили за неуплату! А вы как хотели? Я уже неделю не могу пополнить баланс. Я уже сколько раз говорил…

— Погоди! — отрезала Яга. — Смотри-ка, наш бородач идет.

Они уставились в окно.

Перегруппировка прекратилась. Вперед из толпы вышел их недавний гость. В руках он держал мегафон. Не было никаких сомнений в том, что сейчас осажденным «супостатам» предложат выходить по одному с руками за спиной. Яге показалось даже, что где-то за деревьями мелькнул ржавый бок милицейского «воронка».

«Куды катимся, а!»… — в отчаянии подумала бабуля.

Бородач приблизился на максимально возможное расстояние — остановился метрах в пятнадцати от крыльца избушки, видимо, опасаясь выстрелов из сказочной базуки или, на худой конец, из рогатки. Поднял мегафон к лицу.

Федяка не смог не съязвить:

— «Внимание, внимание, говорит Германия!»…

Мегафон прокашлялся, свистнул, и, словно переводчик с прищепкой на носу, загундосил:

— Внимание, внимание! Супостаты языческие, злыдни окаянные и иже с ними — призываю вас в пятиминутный срок покинуть избу, иначе мы будем применять самые решительные меры.

Еще один свист, еще немного кашля, и дальше:

— Иван-Царевич, ты ведь нашего народу-племени! Что общего у тебя с этим отребьем? Выходи, тебе мы ничего не сделаем…

Пауза. Бородач ждал ответа, переминаясь с ноги на ногу. Мороз сегодня был знатный, градусов двадцать с сильным западным ветром. Нужно было иметь нешуточную убежденность в своей правоте, чтобы в такую погоду заниматься выселением безобидных стариков из социального жилья. Впрочем, за неимением убежденности годилось и освобождение от экзаменов.

Ответ Ивана не заставил себя ждать. Царевич растолкал своих товарищей, выбил окошко ударом рукояти меча и завопил:

— Это я вот тебе щас сделаю! Я тебе так сделаю! Я с этими ребятами со времен Царя Гороха, я с Александром Роу лично был знаком, когда ты еще пеленки пачкал! Я Георгия Францевича Милляра с дуба сбрасывал, пока ты за мамину юбку держался. Я тебе щас покажу, кто у нас супостат!…

Мегафон свистнул в последний раз.

— Не хотите — как хотите, — прогудел бородач и повернулся к своим. — Ребята, вперед!

Из толпы, стоявшей в отдалении, вперед вышли несколько крепких детин в черных телогрейках с надписью на груди «ВСЕГДА!». В руках они держали бейсбольные биты. Неторопливо и даже как-то вальяжно эта зондер-команда начала продвигаться к крыльцу.

Водяной Петруша заплакал и снова стал похож на больного бегемотика.

— Буль, буль… а-а-а… мама…

Федяка скрипнул зубами, лоб его покрылся испариной. Он схватил Ягу за плечи и отодвинул от окошка. В их распоряжении было всего минута-две, и это время следовало использовать максимально эффективно.