Разведчик Кент

В институте по совместительству преподавал профессор Исаков, основное место работы которого было в Институте живописи, скульптуры и архитектуры, известном теперь как Академия живописи имени И. Е. Репина. Это был талантливейший искусствовед, истинный знаток мировой живописи. Его лекции, манера естественно и элегантно вести себя буквально завораживали студентов. Спустя годы никто из «друзей» уругвайского бизнесмена, посещая с ним музеи Бельгии, Франции, Швейцарии и слушая глубокие рассуждения уругвайца о творчестве Делакруа, Гогена, Ван Гога, Мемлинга, Рубенса, Гойя, Веласкеса, Эль Греко, Рафаэля, Тициана даже представить себе не мог, что он слушает фрагменты из лекций профессора Исакова, запечатленные в отменной памяти бывшего прилежного студента «Интуриста». Правда, это был не механический пересказ: все знания, полученные в институте и в жизни вообще, Анатолий всегда пропускал через собственное сердце.

Профессор Исаков невольно способствовал росту популярности будущего разведчика среди его фашистских «приятелей» и сотоварищей по бизнесу, созданию ему имиджа мастера пикантной шутки. Как-то во время очередного веселья в доме Покровских Исаков взял в руки обычный апельсин и сделал на его кожуре несколько надрезов острым ножом. Собравшиеся с любопытством следили за движением его рук. После последней манипуляции ножом апельсин под всеобщий хохот вдруг неожиданно превратился в копию знаменитой статуи Менекен Пис, что стоит в Брюсселе недалеко от площади Гранд-Плас.

Будучи резидентом советской военной разведки в Бельгии, Кент не раз показывал этот «фокус» на приемах в самых высоких кругах общества. Гости едва ли не рыдали от смеха и смотрели на «уругвайского» гостя так, словно перед ними был Сальвадор Дали.

Иногда педагоги «Интуриста» ездили отдыхать в Павловск. Там они много занимались спортом. Особенно им нравилось играть в большой теннис. У преподавательницы французского языка Ольги Вячеславовны Арнольд и ее мужа в Павловске была дача, на которой был устроен настоящий теннисный корт. Анатолий был на этом корте завсегдатаем. Тогда он даже не задумывался, что и это умение в будущем ему очень пригодится, поможет сблизиться с нужными людьми – бельгийской, французской и германской элитой.

Но было бы неправильным пытаться рисовать лишь радужные картинки жизни и учебы А. Гуревича в ту пору. Кругом было немало трудностей, горьких разочарований. Окончательное утверждение в стране сталинского режима сделало подозрительность к окружающим и обычную человеческую подлость едва ли не нравственными нормами.

Осенью 1936 года, когда А. Гуревич уже учился на втором курсе, в Ленинграде проводились большие маневры военно-воздушных сил Красной армии. На учения прибыли Нарком обороны СССР К. Е. Ворошилов, начальник Генерального штаба РККА А. И. Егоров, инспектор кавалерии С. М Буденный и С. С. Каменев, руководивший в ту пору Войсками противовоздушной обороны. Вполне естественно, что в учениях ВВС участвовали и подразделения ПВО Ленинграда.

Начальник штаба ПВО Кировского района города Николай Федорович Нионов попросил Анатолия принять участие в этом мероприятии, поручив ему руководство противохимической обороной. Учения продолжались пять дней. А. Гуревич настолько успешно справился с этим делом, что его действия были даже отмечены при разборе результатов учений, проводившихся в Доме Красной армии. Тогда растроганный Н. Ф. Нионов обнял Анатолия и сердечно сказал: «Ты опять мне очень помог».

Придя в институт, Толя увидел на доске объявлений приказ директора о его отчислении из вуза за прогулы занятий. Что это? Недоразумение? Ошибка?

А. Гуревич, войдя в кабинет директора института, попытался узнать у В. В. Покровского причину случившегося. Тот, отведя взгляд в сторону, лишь произнес: «Приказ есть приказ!»

Анатолий вернулся домой в подавленном настроении. Не привыкший кому-либо жаловаться, он тем не менее позвонил Николаю Федоровичу, не столько ища у него защиты, сколько для того, чтобы посетовать на несправедливость решения администрации института.

Бывший начальник его успокоил, ответив почти как в сказке, что утро вечера мудренее. А на следующий день, после обеда, в доме Гуревичей раздался телефонный звонок. Звонил директор института В. В. Покровский, убедительно просивший его немедленно прибыть к нему на прием.

В кабинете директора состоялся разговор, который прояснил все окончательно. Оказывается, у А. Гуревича был давний недоброжелатель – заместитель директора института по учебной части Андреев. Трудно сказать, чем была вызвана его неприязнь к студенту. Может быть, тем, что ему он казался излишне общительным и энергичным. Возможно, Андрееву не нравилось то, что студент вдруг стал преподавать и подружился с другими педагогами, среди которых, кстати, было немало молодых и очень привлекательных женщин.

Воспользовавшись пятидневным отсутствием А. Гуревича в институте, заместитель директора подсунул В. В. Покровскому на подпись приказ об отчислении «прогульщика»: время было суровое и с нерадивыми студентами боролись строго, порой даже жестоко.