Разведчик Кент

Эрлих познакомил Кента со своими друзьями. Один из них, ссылаясь на то, что еще до войны был знаком с отцом Маргарет, откровенно предлагал Винсенте сотрудничать за деньги в качестве информатора. Чеху импонировало то, что «уругваец» вращается в высоких кругах общества, обладает энергией и обаянием человека, способного при желании узнать многое.

Кент умело ушел от разговора, сославшись на свою аполитичность, но стал вхож в эту компанию. Скоро он понял, что друг Эрлиха связан с бывшим президентом Чехословакии Эдуардом Бенешем и, судя по всему, работал на английскую разведку.

С этим чехом они подружились. Однажды, побывав вместе в кабаре «Буат а мюзик», они познакомились с певицей Эдит Пиаф, которая гостила Марселе у своей подруги – хозяйки кабаре Мэриан Мишель. Кент еще до германской оккупации Парижа был знаком с Мишель и Пиаф, но счел благоразумным не сообщать об этом своему чешскому приятелю. Пообщавшись с певицей, выпив с ней по бокалу шампанского, чех и Кент невольно почувствовали друг к другу взаимную симпатию и с той поры стали видеться еще чаще. В результате, общаясь с чехом и его друзьями, Кент узнавал много новой информации военно-политического характера.

Третьей группой источников или третьим на правлением в получении разведсведений неожиданно стала фрау Аманн – жена брата Маргарет, которую весной 1942 года Маргарет и Кент случайно встретили на улице Каннебьер. Оказывается, она не уехала в США вместе со своим мужем, а осталась во Франции. Больше того, спустя какое-то время она призналась Кенту, что сотрудничает с разведкой правительства Виши, которая, если верить ей, поддерживала тесные контакты с разведкой лондонского комитета Шарля де Голля и с некоторыми другими разведками союзных государств.

Зная, что Винсенте Сьерра совершенно не интересуется политикой и в то же время является преуспевающим иностранным бизнесменом, она, вероятно, рассчитывала, что в каких-либо обстоятельствах он (или его деньги) смогут ей пригодиться. Как бы авансом за возможные услуги она сообщила ему сведения (в том числе – телефоны) своего руководства в Марселе, посоветовав к ним обратиться в случае необходимости. Она очень часто бывала в доме Маргарет и Кента, делясь с ними «по-родственному» такими сведениями, что у советского разведчика иногда просто перехватывало дух. Иногда даже казалось, что это – заведомая провокация или дезинформация. Но сопоставления ее сведений с данными, полученными из иных источников, позволяли убедиться в их достоверности.

По-прежнему не прерывались контакты Кента с Жильбером. Жан, приезжая в Марсель, по сложившейся традиции останавливался в доме у Кента и Маргарет. Квартира была не очень большая, но Рене вновь был отдан в католический пансион, и одна из комнат могла быть предоставлена гостю.

Отношения между разведчиками были непростыми. Кент видел в Жильбере старшего и более опытного коллегу, своего бывшего начальника и относился к нему с подобающим почтением, хотя и не подобострастно. Вместе с тем он реально оценивал своего первого шефа и понимал, что его доля в провале бельгийской резидентуры велика. Особенно Кент не мог простить ему вопиющей небрежности в соблюдении конспирации: в конце концов знай Хемниц поменьше, все было бы не так уж и скверно.

Вскоре стала очевидной еще одна оплошность Жильбера: он поддерживал отношения с Паскалем – советским резидентом, завербованным гестапо. В результате это еще больше осложнило положение наших разведчиков во Франции.

Жильбер, бесспорно, ценил Кента как разведчика, обладавшего выдающимся талантом. Он отдавал должное способности Кента быть «своим» в любом обществе, его дару бизнесмена и просто энергичного человека. Как человек, скверно говорящий по-французски (родным для него был польский язык), Жан ценил свободное владение Кентом французским, испанским, немецким и английским языками. Но, видя это превосходство, глава парижской резидентуры не столько радовался таланту коллеги, сколько завидовал ему. Это чувство зависти не было главным в его отношении к молодому партнеру, но оно до поры до времени тлело в его душе. Тлело, чтобы при иных обстоятельствах разгореться с новой силой.

Берусь утверждать, что в противоречивой душе Леопольда Треппера были и теплые чувства по отношению к Кенту. Но они нередко приносили больше вреда, чем пользы. Например, через некоторое время после переезда Кента и Маргарет в Марсель на их адрес, о котором кроме Жильбера никто не знал, из Брюсселя прибыл огромный багаж, в котором были собранные на вилле Кента и Блондинки их личные вещи, в основном – одежда. Забота о товарище – это чудесно, но, когда она идет рука об руку с беспечностью, это преступно! Неужели для того молодой разведчик и его спутница спешно и тайно покидали Брюссель, чтобы потом Жильбер их так бездарно засветил?!