Разведчик Кент

Больное воображение, ставшее продуктом безграничного тщеславия, конечно, может породить любые фантазии. Не случайно в книге «Большая игра» Л. Треппер поместил даже схему, согласно которой ему якобы подчинялись не только все советские резидентуры в центре планеты, но даже антифашистские организации[35]. Для того, чтобы доказать лживость подобного утверждения, не надо даже обращаться к архивным документам. Ни одна разведка мира не позволит себе роскошь иметь какого-либо «Большого шефа», руководящего несколькими резидентурами, потому что его провал неминуемо приведет к гибели всей разведывательной сети, а эти потери невосполнимы. На их восстановление надо было бы потратить десятилетия. Одному человеку просто никто не позволит обладать таким объемом информации. Резидентуры всегда подобны кротам: каждый роет свой бесконечный подземный лабиринт. Знать то, что происходит в «хозяйстве» «соседней» резидентуры имеет право только Центр. Отдельные операции могут осуществляться совместными усилиями представителей разных резидентур, но они – явление исключительное и эпизодическое, невозможное без санкции центрального руководства.

Реально Л. Треппер был резидентом далеко не самой мощной разведывательной структуры СССР в Европе. Его возможности, как источника, не уходили за пределы Парижа, а отсутствие у него долгое время передатчика вообще делало ею во многом зависимым от Кента.

Строго говоря, если учесть эффективность добычи информации, то скорее Л. Треппер был «маленьким» шефом, а не А. М. Гуревич.

Более года Леопольд Треппер, не говоря уже об этической стороне вопроса, совершал грубейшее нарушение элементарной конспирации: он втайне от резидента Кента встречался с членами его резидентуры и источниками, на что не имел никакого права. Это, как мы уже с Вами, читатель, знаем, во многом повлияло на провал советской военной резидентуры в Бельгии.

...Осуждал ли Кент Боба? Скорее, нет. Боб перенес жесточайшие пытки. Запас его физических и моральных сил иссяк. У Кента все это было впереди и сумеет ли он оказаться сильнее – было неведомо.

Угроза истязаний была для Кента очевидной. Он знал, что в конце концов его казнят. Только безумец на его месте мог без страха смотреть в глаза мученической смерти. Но любой разведчик с самого начала пути знает, на что он идет, к чему его может привести тропа борьбы с врагом на его территории.

Оставаясь наедине с самим собой в камере, Кент мог, не скрывая собственного страха, погоревать над своей долей и участью любимой женщины – Маргарет Барча. Но это не мешало ему, профессионалу, думать и искать выход из создавшегося положения. На допросах он был предельно собран, внешне даже немного надменен, безупречно корректен. Он сражался. Но сражение это напоминало не порыв, не миг перед броском на амбразуру вражеского дота, уводящий в вечность, а каторжный труд аналитика, любой неверный шаг которого мог бы стать гибельным.

Кент отверг показания Боба, заявив, что ему нечего сказать ни этому незнакомцу, ни другим собравшимся.

Боба увели. Его место на очной ставке заняла Мира Сокол. Еще недавно Кент встречался с этой красивой женщиной и ее мужем у них на квартире в Париже, когда инструктировал их в качестве радистов, Сейчас выглядела она ужасно. Было видно, что ее пытали, возможно, еще более изощренно, чем Боба.

На вопрос, знает ли она Кента, Мира, спокойно посмотрев на резидента долгим взглядом, будто действительно пыталась его вспомнить, монотонным голосом заявила, что видит этого человека впервые. «Не признал» ее и Кент.

Гиринг стал выходить из себя. Он стал угрожать, что устроит очную ставку Кенту с Аламо, но почему-то слова не сдержал. Кента в камере почти не кормили – держали на голодном пайке. Он категорически все отрицал, заявляя, что является уругвайским бизнесменом, не имеющим к разведке никакого отношения. Он даже «с пониманием» отнесся к показаниям Боба: дескать, тому могло почудиться все, что угодно, поскольку он знал, какой солидный пост в фирме «Симекско» занимал Винсенте Сьерра.

Гиринг начал нервничать. Он чаще обычного стал прикладываться во время допросов к бутылке коньяка, начал повышать голос и даже угрожать расправой. Тогда еще Кент не знал, что берлинское руководство строго-настрого запретило применение пыток по отношению к наиболее ценным из числа арестованных советских разведчиков, надеясь в дальнейшем их перевербовать.

Спустя неделю после ареста приведенный на очередной допрос Кент с беспокойством заметил, что Гиринг находится в прекрасном расположении духа и даже как-то заговорщически поглядывает в сторону капитана абвера Пипе.

Улыбаясь, Гиринг любезно протянул Кенту несколько машинописных страниц, отпечатанных на немецком языке. Их содержание на какие-то секунды ввергло Кента в настоящую панику: это были копии расшифрованных гестаповцами задания Центра на его поездку в Прагу и Берлин и подробный отчет резидента о его выполнении.