Разведчик Кент

вдвоем вышли из здания на Лубянке. Тогда Анатолий Маркович задал вопрос, который не давал ему покоя долгие годы. «Правда ли, – спросил он, – что сразу после вашего ареста вы сами предложили свое сотрудничество с гестапо или вас заставили это сделать нацисты?». Ответ Л. Треппера был неожиданным: «Гестапо опередило меня. Я собирался сообщить Центру о своем решении сдаться гестапо и путем сотрудничества с ним выявить настоящего предателя».

В центральной тюрьме гестапо Кент провел более месяца. На допросы его вызывали все реже. Периодически ему сообщали о показаниях, данных Леопольдом Треппером, и сердце Кента каждый раз сжималось от тоски. Вместе с тем он не раз убеждался в собственной правоте, когда не доверял Трепперу информацию о новых завербованных членах резидентуры: ни один из агентов, завербованных Кентом после того, как он стал резидентом, гестаповцами арестован не был. Арестам подверглись лишь те, кого знал прежний резидент – Отто, он же Жан Жильбер, он же Леопольд Треппер.

За несколько дней до нового, 1943, года Штрюпинг сообщил Кенту, что гестапо решило начать с Главным разведуправлением Генерального штаба Красной армии крупномасштабную радиоигру Ее цель состояла в налаживании передачи в Москву по радио дезинформации о деятельности вермахта. Ущерб Советскому Союзу от подобной радио-игры мог бы быть огромным. Правда, для этого ГРУ должно было бы поверить в правдивость получаемой информации.

Хорст Копков неожиданно «признался» Кенту, что Леопольд Треппер уже участвует в радиоигре гестапо с Центром. Он добавил, что, если Кент хочет сохранить жизнь себе и Маргарет, он должен к этой игре присоединиться. Для этого его в ближайшее время отправят в Париж.

Кент заявил, что ни в какой радиоигре участвовать не желает даже под угрозой расстрела. Реакция допрашивавших его в этот раз гестаповцев – Штрюбинга и Копкова – была неожиданной: они, ни слова не говоря, вышли из кабинета, желая, вероятно, обсудить сложившуюся ситуацию. В это время оставшаяся в кабинете наедине с Кентом секретарша вдруг сказала, что с пониманием относится к ситуации, в которую он попал, и искренне советует ему не спешить с категоричным ответом.

О предательстве не могло быть и речи. Но в душе Кента зародилась слабая надежда на спасение жизни Маргарет и своей...

Кент начал размышлять над создавшимся положением. Он понимал, что затеянная гестаповцами радио-игра имеет целью не только дезинформировать Центр, но и выявить всех советских разведчиков-нелегалов, находившихся на оккупированных фашистами территориях. Это допустить было нельзя!

Да и за жизнь стоило побороться, потому что расставаться с ней так не хотелось. Особенно, когда тебе нет еще и тридцати, когда в твоем сердце, несмотря на ужасы войны, расцветает любовь к самой очаровательной женщине на свете, к той, которой вместо счастья ты был вынужден принести только боль и страдания. Так быть не должно. За счастье, за чистую совесть нужно бороться. Силы для этого у Кента были. 

Глава XI. ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ

«Старайся играть белыми, если

противник не умеет играть черными».

Рекомендация шахматисту одной из российских газет за 1902 год

Холодной декабрьской ночью, незадолго до Нового, 1943, года, Кента и Маргарет привезли в Париж. Часть пути они проделали не только в наручниках, но и в надетых на ноги кандалах. Правда, уже в поезде, после бурного протеста Кента, кандалы с него и Маргарет были сняты. Бдительная охрана ограничилась наручниками.

В парижскую тюрьму Френ, имевшую славу самой жестокой тюрьмы Франции, где царили кошмарные порядки, их доставили заполночь.

После долгой процедуры оформления документов Кента и Маргарет развели по одиночным камерам, которые считались камерами смертников.

Ни жестокость надзирателей, ни скудное питание не смогли отвлечь разведчика от размышления на главную тему: зачем из Берлина его привезли тайно в Париж?

Начиная со следующего утра Кента часто стали возить на допросы в мрачное здание на улице де Соссе. Сюда из Брюсселя переехала зондеркоманда гестапо «Красная капелла», которую по-прежнему возглавлял Карл Гиринг. Вскоре Кенту стало ясно, что этот опытный руководитель спецслужбы неизлечимо болен. Как выяснилось позже, у него был рак горла. Несмотря на это, Гиринг строил свои допросы по-прежнему напористо, на высоком профессиональном уровне. Лицо его, хотя и осунулось, было, как и раньше, непроницаемым и строгим. Он был прекрасным психологом и аналитиком и умел ценить подобные качества у противника. Поэтому к Кенту он относился с подчеркнутым тактом. Хотя, разумеется, ни о каких взаимных симпатиях речи быть не могло.

Советского резидента допрашивали и другие следователи, среди которых выделялся истеричный и заносчивый Эрик Юнг.