– Но зато какой эффект был, господа! – все-таки согласился с Фоссом Месснер. – Двум нашим героям удалось бросить бомбу в общежитие работников ОГПУ в Москве на Малой Лубянке и при этом удачно скрыться. Да и взрыв на Мойке в Петрограде – из той же серии.
10 июня 1927 года советские газеты опубликовали первое правительственное сообщение о провале попытки дивераснтов РОВСа Захарченко-Шульц, Опперпута и Вознесенского (Юрия Петерса) взорвать жилой дом № 3/6 по Малой Лубянке.
6 июля в «Правде» была опубликована беседа заместителя председателя ОГПУ Генриха Григорьевича Ягоды с сотрудниками московских газет. Ягода подробно рассказал о неудачном покушении:
«…Организаторы взрыва сделали все от них зависящее, чтобы придать взрыву максимальную разрушительную силу. Ими был установлен чрезвычайно мощный мелинитовый снаряд. На некотором расстоянии от него были расставлены в большом количестве зажигательные бомбы. Наконец, пол в доме по М. Лубянке был обильно полит керосином. Если вся эта система пришла бы в действие, можно не сомневаться в том, что здание дома по М. Лубянке было бы разрушено. Взрыв был предотвращен в последний момент сотрудниками ОГПУ».
Следует заметить, что тридцатидвухлетний Александр Оттович Опперпут, латыш по национальности – настоящее имя Александр Упениньш или Упенинц (также известен как Павел Иванович Селянинов, Касаткин, Эдуард Стауниц) являлся участником Первой мировой войны, дослужившимся до чина штабс-капитана. В 1918 году, оказавшись в тюрьме, в качестве «подсадной утки» сумел разговорить сокамерника профессора В.Н. Таганцева, в результате чего было расстреляно около ста человек, включая и поэта Николая Гумилёва. А в Гражданскую войну служил в Красной армии. К 1920 году стал помощником начальника штаба войск внутренней службы Западного фронта. Тогда же он вступил в организацию «Народный союз защиты Родины и свободы», созданную Борисом Савинковым, с которым и познакомился лично. Однако вскоре его жертвами стали как раз члены этого самого савинковского «Народного союза…». Свой заметный след оставил Опперпут и в чекисткой операции «Трест». А в начале 1927 года бежал в Финляндию, где сдался полиции, заявив, что он является советским шпионом.
Перед началом заброски в Россию Опперпут собрал всех диверсантов вместе, спокойно и внимательно следил за их приготовлениями. На его лице нельзя было прочесть истинных чувств и намерений. Когда нужно, поддакивал, а то и авторитетно советовал. Обратившись к боевикам с краткой речью, он заклинал их ни при каких обстоятельствах не сдаваться властям живыми:
– Все равно сдача не спасет, шлепнут в подвале в затылок, а до этого будут жечь свечкой, бить, издеваться, применять страшные моральные пытки. В каменном мешке долгими месяцами с живыми мертвецами по соседству каждую ночь, каждый день, каждый час вы будете ждать жутких слов: «выходи с вещами» и чувствовать всем своим существом, что вас никто и ничто не спасет, с этой мыслью засыпать и встречать безнадежное утро.
С Опперпутом было условлено, что ленинградская тройка начнет боевые действия только после опубликования в газетах сообщения о взрыве в Москве.
ОГПУ, разумеется, узнало о прибытии в Москву трех кутеповских диверсантов. А знало по одной простой причине – одним из трех был тот самый Опперпут, сотрудник ОГПУ. Понадеявшись на него, чекисты предполагали сделать очередной финт ушами, как то и было с той же самой операцией «Трест», то бишь создать иллюзию у кутеповцев, что в Советской России появилась еще одна антисоветская организация. Но получилось все иначе. Казалось, все было предусмотрено: подготовили фиктивных руководителей организации, конспиративные квартиры, явки и прочее – и вдруг крах! Приехавшие заграничные гости скрылись вместе с Опперпутом. Их искали по Москве целых два дня, а они как сквозь землю провалились. И вот в ночь на 10 июня 1927 года случайно обнаружилось в общежитии сотрудников ГПУ, на Малой Лубянке, что весь пол у входа залит керосином, а в углу стоят два бидона и ящик динамита. Там же нашли подожженный, но потухший шнур. Видимо, все было подготовлено для взрыва, но фитиль потух раньше времени. При этом стало ясно, что адрес общежития чекистов мог засветить только Опперпут, ибо из всей троицы его знал только он, неоднократно бывая там. Что это: простая случайная болтливость агента или его предательство?
На следующий день в ИНО ОГПУ поступил из Контрразведывательного отдела циркуляр, гласивший: