Преступник, доставленный в больницу, находился в крайне тяжелом состоянии. При нем обнаружили чехословацкий паспорт на имя Петра Келемена, пистолеты систем «маузер» и «вальтер», а также бомбу. На руке убийцы была татуировка в виде знака ВМРО – Внутренней македонской революционной организации, боровшейся за независимость Македонии. Не приходя в сознание, он умер в районе 8 часов вечера того же дня. Но вскоре личность стрелявшего была установлена. Им оказался Величко Георгиев – один из наиболее профессиональных террористов ВМРО. До настоящего момента его истинное имя было известно только его непосредственным начальникам и полиции. Другие знали преступника главным образом как Владо Черноземского, или Владо-шофёра (эта кличка была обусловлена его профессией). Георгиев не употреблял спиртного, не курил. Он был готов пойти на любое дело, по воспоминаниям современников, будучи человеком хладнокровным и безжалостным.
1934 год стал своеобразным рубежом в истории российской эмиграции в Югославии. С убийством короля Александра для российской эмиграции начались смутные дни. В письме делегата по защите интересов русской эмиграции В.Н. Штрандмана от 1 сентября 1936 года принцу-регенту Павлу говорилось: «Министерство внутренних дел, за весьма редкими исключениями, отказывается принимать эмигрантов в югославское подданство, что лишает их права искать заработок даже на иностранных предприятиях, которым предлагается оказывать строгое предпочтение национальным рабочим… Уже сейчас имеются весьма тяжелые случаи, например, отказ принимать на работу русских только потому, что они русские…»
Белград, конечно, не Марсель. Сербская тайная полиция держала ситуацию под контролем. Тем не менее усиленные меры предосторожности были не лишними.
Панчевский мост изначально был железнодорожным с двумя колеями. Главная стальная конструкция моста длиной 1135 метров и высотой пролета в 162 метра была построена немецкими предприятиями в счет послевоенных репараций Сербии. Перерезав ленточку, принц-регент Павел Карагеоргиевич, двоюродный брат погибшего короля, предложил назвать мост в честь своего племянника, малолетнего короля – мостом короля Петра II. Это название тут же и было закреплено особым указом.
Разумеется, мост имел важное стратегическое значение. И советской разведке важно было получить его фотоснимки. Ради этой цели Леонид Линицкий и отправился на мероприятие. Комаровский же нужен был ему для прикрытия. Прикрываясь фигурой ротмистра, Линицкий достал маленький фотоаппарат.
– Комаровский, можно тебя попросить стать чуть-чуть левее?
– Для чего это? – спросил ничего не подозревавший Комаровский.
– Хочу сфотографировать на память мост, ну и тебя на его фоне.
Комаровский лишь пожал плечами, но встал так, как просил Линицкий. А тот успел щелкнуть мост во всю его длину до того, как в следующем кадре появился ротмистр. И в этот момент его окликнул неожиданно выросший из ниоткуда жандарм.
– Господин! Фотографировать запрещено!
Линицкий даже вздрогнул от неожиданности. Быстро убрал фотоаппарат, повернулся к жандарму и, изобразив на лице виноватую улыбку, произнес:
– Простите, господин офицер, я этого не знал.
Комаровский вдруг о чем-то задумался. И вспомнил о письме однокурсницы Линицкого. Неужели Линицкий – советский шпион, закралась подспудная мысль в его голову. Для чего иначе ему фотографировать мост, если изначально было понятно, что этого делать нельзя?
Жандарм долго следил за тем, как удалялись от охраняемого объекта двое мужчин. Линицкий был доволен. Он бодро вышагивал по набережной Дуная.
– Не обидно ли, Альбин, что маленькая Югославия, почти ничего не сделавшая для победы над Германией, и та получила от нее репарации? Вон какой мост отгрохали немцы. А наша с тобой огромная Россия, без которой победа над кайзером Вильгельмом, скорее всего, была бы вообще невозможна, не только ничего не получила, но еще и стала изгоем в мировой геополитике.
– За это нам нужно благодарить большевиков, прибравших Россию к своим рукам.
– Значит, наши генералы плохо боролись с большевиками, коль позволили им прибрать Россию к рукам.
Вот он как запел! Комаровский остановился, глядя в упор на Линицкого. А тот не спеша сделал еще несколько шагов вперед, но, почувствовав, что Комаровский отстал, остановился и обернулся. Увидев на себе напряженный взгляд ротмистра, Линицкий понял, что слишком расслабился. Он не считал Комаровского достаточно умным, но и не настолько глупым, чтобы тот ничего не заподозрил. Он ждал, что будет дальше.
– Ты какому богу поклоняешься, Линицкий? – спросил Комаровский, не спуская с него глаз.
Выдержав его взгляд, Леонид Леонидович ответил:
– Богу Кремля.
– Тогда нам с тобой не по пути!
– Не плюй в колодец, Альбин. Пригодится воды напиться.