Разведчик от бога

За печкой загоготали оба Василия.

– Вот смотри, Егор. – Николай стал показывать парню, как разбирается пистолет.

Пятую ночь, проведенную в госпитале для легкораненых, Егор почти не спал. Каждая попытка хоть немного пошевелить ногой приводила к многократному усилению боли, которая становилась в такие мгновения просто невыносимой. Он иногда негромко стонал. Все попытки лечь поудобнее заканчивались одним и тем же – острой пронизывающей болью.

Сквозь пелену ночи, которая, казалось, была тише обычной из-за того, что никто не кричал, продолжая воевать во сне, он услышал негромкий голос Николая:

– Что, сильно болит?

– Сегодня очень сильно! Сильнее, чем обычно. Спать вообще не могу, – ответил Егор и вытер пот со лба.

– Ты утром попроси медсестру, чтобы рану твою «красавица» лично посмотрела. Она в этом деле мигом разберется. А то перевязки делает не она. Этим-то что – сменили бинт, и всё, – сказал Николай.

– Расскажи о «красавице», – попросил его Егор, продолжая тяжело дышать и обливаться потом.

– Что, запала в душу? – Разведчик изменил тон.

– Я ее видел-то всего один раз, – оправдывался молодой солдат.

– Ладно-ладно. Она действительно необычной красоты. Я сам таких не видел никогда. Тут полгоспиталя с разбитыми сердцами ходит. А мужикам воевать еще. – Николай заерзал на кровати и повернулся к Егору: – Ей тут один даже стихи посвящал. А другой, художник, портрет ее нарисовал. А главное, она – крепость неприступная. Кто только не пытался ее завоевать. Такие офицеры к ней сватались: герои, красавцы в орденах. А она к себе никого не подпускает.

– А муж у нее есть? – поинтересовался Егор.

– Я лично не видел. Но тут один раненый поведал байку. Вроде приезжал какой-то полковник. И она вела себя с ним так, как будто это ее муж. А так, – Николай протяжно выдохнул, – больше никто ничего не знает. Женщина – загадка!

Егор едва дождался вызова на перевязку. С трудом положив свою больную ногу на низенькую лавчонку, где ему должны были обработать рану и сменить бинт, он начал просить медсестру вызвать доктора. Та, взглянув на парня после первых же его слов, неожиданно запричитала, вытаращив глаза:

– Ой! Что это с тобой? Весь в поту! Подожди-ка. Сейчас я доктора позову. – Она положила инструменты и направилась к выходу.

После ее ухода Егору стало легче на душе. Ему наконец-то удалось достучаться до бессердечных, по мнению многих здешних раненых, медсестер. Но сам он их такими не считал. Подавляющее большинство работниц госпиталя выглядели смертельно уставшими. Порою они быстро заканчивали какую-то одну работу и тут же принимались за другую.

Еще не закончив обработку раны, кто-то из них уже собирался стирать халаты врачей, кого-то отправляли на кухню, кого-то – готовить очередного выздоравливающего к выписке. Красные от постоянного недосыпа глаза, натруженные руки, похожие на руки очень пожилых людей…

Едва появившись в госпитале, Егор обратил внимание на этих женщин, большинство из которых были совсем молоденькими девушками. За всю свою жизнь Егор не видел столько трудолюбивых отзывчивых женщин, отдававшихся всецело тяжелой работе.

Дверь в помещение открылась. На пороге появилась раскрасневшаяся медсестра.

– Давай, солдатик, переходи на стол, ложись, – она стала помогать Егору добраться до стола, на котором в первый день красивая доктор обрабатывала ему рану, – скоро врач подойдет и посмотрит тебя.

Едва она размотала потемневший на ране бинт, как появилась «красавица» и с порога обратилась к раненому:

– А, товарищ боец, который до войны учился в техникуме?

– Так точно, товарищ военврач! – негромко отрапортовал Егор.

Она стала внимательно осматривать рану, иногда надавливая возле нее своими красивыми длинными пальцами.

– Здесь больно? А здесь?

– Больно! – иногда отвечал ей Егор, а иногда просто невольно стонал.

Ему было очень неловко перед этой невиданной красоты женщиной. Он чувствовал себя серым мышонком, маленьким и незаметным. Хотел отвернуться, спрятать взгляд, лишь бы не смотреть на нее или не дать ей смотреть на себя.

«Боже, какая она красавица!» – думал он, когда боль немного отступала. Он стеснялся своей полунаготы, своего неловкого положения, слабости, состояния, не достойного мужчины.

Наконец доктор оставила его ногу в покое и обратилась к стоявшей рядом медсестре:

– Мне его держать надо. Зовите Наташу с Аней и тех двух, что дрова рубят.

Медсестра испуганно посмотрела на нее. Потом почти бегом выскочила из помещения.

Врач стянула с лица марлевую повязку и внимательно посмотрела на Егора, немного нахмурив свои изящно изогнутые, тонкие, черные брови. Он хотел провалиться сквозь землю от ее пристального, проникающего в самое сердце взгляда.

– Ну что, товарищ Щукин, буду вас лечить, – произнесла она своим мелодичным голосом, таким же красивым, как и она сама. – Только предупреждаю, будет очень больно!

Она подняла руку, чтобы надеть марлевую повязку и снова, уже громче, повторила:

– Очень больно! О-очень больно! Вам придется терпеть.