Разведчик Пустоты

– Тогда не буду тебе мешать, – отозвался Септимус. – Уверен, что работы у тебя не меньше, чем у меня.

– Так и есть, – хмыкнул Ирук. – Но мне не приходится щупать при этом бледную задницу трехглазой ведьмы – это не входит в список моих служебных обязанностей.

Септимус впервые за последние минуты посмотрел ему прямо в глаза. Сумка с инструментами, висящая у него на плече и набитая запасными деталями, неожиданно стала тяжелее – увесистой, как оружие.

– Она не ведьма.

– Тебе следует быть осторожнее, – улыбнулся Ирук, обнажив прорехи в частоколе гнилых зубов. – Слюна навигаторов, говорят, ядовита. Но похоже, это враки? Ты все еще жив.

Повернувшись спиной к слуге Второго Когтя, Септимус шагнул прочь и треснул по механизму разблокировки дверей.

– Не принимай это так близко к сердцу, парень. Она хорошенькая – по крайней мере, для мутанта. Твой хозяин уже разрешил тебе снова залезть ей под юбку?

Пару секунд Септимус всерьез размышлял, не оглушить ли Ирука сумкой с деталями и не пристрелить ли его, когда тот свалится на пол. Что намного хуже, это казалось самым легким и вразумительным ответом на идиотские подколки старика.

Сжав зубы, он вышел из комнаты, на ходу пытаясь понять, с каких пор убийство стало самым простым способом избавиться от минутного чувства неловкости.

– Я слишком много времени провел с легионом, – сказал он в темноту.

Часом позже, оставив сервиторов доделывать нагрудник лорда Меркуция, Септимус приблизился к тому, что Октавия без улыбки называла «своими личными апартаментами». Откуда-то издалека доносились вопли. «Эхо проклятия» назвали так не зря: его залы и палубы оглашались эхом далеких криков. Крики срывались с губ смертных и разносились во всех направлениях по воле стальных костей «Эха» и его стылого воздуха.

При этих звуках Септимус вздрогнул – он все еще не привык к тому, что здесь крики то и дело раздавались из ниоткуда. У него не было ни малейшего желания узнать, что легион делает с астропатами или каким пыткам подвергает бесчисленных людей, согнанных на корабль из городов Тсагуальсы.

Крысы или подобные им паразиты, к которым Септимус не собирался приглядываться, разбегались при его приближении по темным боковым туннелям и служебным шахтам.

– Опять ты, – послышалось спереди, от центрального люка, ведущего в покои Октавии.

– Вуларай, – приветствовал ее Септимус и кивнул двум другим. – Хирак, Лиларас.

Все три были обмотаны грязными бинтами и сжимали оружие. Вуларай положила свой легионерский гладиус на левое, покрытое плащом плечо.

– Никого не ждали, – прошипела самая низкая из фигур.

– И все же, Хирак, я здесь. Отойди.

Октавия спала на троне, свернувшись клубком на огромном сиденье и укрывшись одеялом от холода. Проснувшись от звука шагов, она инстинктивно потянулась ко лбу, чтобы проверить, не соскользнула ли бандана.

Повязка соскользнула. Октавия поспешно ее поправила.

– Тебя не должно быть здесь, – сказала навигатор своему гостю.

Септимус ответил не сразу. Он смотрел на нее и видел, как повязка закрывает третий глаз; как девушка раскинулась на троне, сделанном для путешествия по Морю Душ. Ее одежда была грязной, бледная кожа – немытой, и каждый месяц, проведенный на борту «Завета» и «Эха», состарил ее по меньшей мере на год. Темные круги, оставленные бессонницей, легли у нее под глазами, а волосы – некогда каскад черного шелка – она собрала в спутанный и облезлый крысиный хвостик.

Но она улыбалась, и она была прекрасна.

– Нам надо убираться с этого корабля, – сказал ей Септимус.

Октавия рассмеялась не сразу. А когда рассмеялась, в смехе ее было больше удивления, чем веселья.

– Нам… что?..

Он не собирался произносить это вслух. Он вряд ли даже осознавал, что об этом думает.

– У меня руки болят, – сказал он. – Болят каждую ночь. Все, что я слышу, – это стрельба, и крики, и приказы, пролаенные нечеловеческими голосами.

Она облокотилась о ручку трона.

– До того как я присоединилась к команде, тебя это устраивало.

– Теперь у меня появилось то, ради чего стоит жить. – Он прямо встретил ее взгляд. – Появилось, что терять.

– Ну надо же!

Слишком впечатленной она не выглядела, но Септимус видел таившийся в ее глазах свет.

– Несмотря на твой чудовищный акцент, это граничит с романтикой. Что, хозяин опять пробил тебе голову, и поэтому ты заговорил так странно?

Септимус, против обыкновения, не отвел взгляда.

– Послушай меня. Талосом движет что-то, чего я понять не в силах. Он устраивает… что-то. Какой-то грандиозный спектакль. Ему нужно доказать что-то очень важное.

– Как и его отцу, – заметила Октавия.

– Именно. И посмотри, что стало с примархом. Его история завершилась жертвоприношением.

Октавия отбросила в сторону одеяло и встала с трона. Ее беременность все еще не была заметна, хотя Септимусу не хватало опыта понять, должен ли живот округлиться или еще нет. В любом случае это ее, похоже, не заботило. Он почувствовал секундный укол вины и благодарности за то, что иногда ей хватало силы на них двоих.

– Ты думаешь, что он ведет нас к чему-то вроде последней битвы? – спросила Октавия. – Звучит не слишком правдоподобно.