Разведчик с Острова Мечты

В суете разбиваемого лагеря ему не составило труда незаметно покинуть фургон и скрыться в кустах. Далеко не отходил, а, заложив привычную петлю, притулился под лапами могучей ели. До лагеря каких-то сто шагов, вдобавок юноша примостился чуть выше по склону холма, откуда легко наблюдались все подробности копошения внизу. Пока размещали телеги, собирали палатки и разводили костер, было достаточно интересно. Но вот над огнем завертелся бараний бок, потянуло нестерпимо густым запахом жареного мяса, и стало совсем плохо. Из собственной котомки разведчик при всем желании не извлек бы ничего кроме пары задубевших лепешек, луковицы да припасенного с утра огрызка колбасы. Вроде бы привычный к постоянному чувству голода, желудок внезапно заявил о себе неистовым урчанием. К тому же неподалеку остановилось еще несколько повозок, и еще несколько костров присоединились к изощренной пытке. Как положено, юноша устроился с подветренной стороны, что и сыграло с ним на сей раз злую шутку. Он уже хотел сменить место ночевки, лишь бы не слышать проклятых ароматов, когда лагерь взорвался переполохом.

Шагалан приподнялся, раздвинул еловые ветви. Рядом с правой фурой на самой границе света копошились какие-то фигуры, другие сбегались к ним отовсюду. Разведчику почудились блестящие бляхи купца-самодура. Истошные крики, общий гвалт. Цели всей этой суеты не было видно, зато костер на минуту остался совсем без присмотра. Не долго думая, юноша вынырнул из убежища и бесшумной тенью устремился вниз. Собственно, прятаться особой необходимости не было — посреди такой суматохи никто не обратил внимания на новое действующее лицо. К тому же на шум потянулись перепуганные путники из соседних стойбищ, незнакомцев кругом хватало. Когда Шагалан достиг костра, жаркое начинало припахивать горелым. Сглотнув хлынувшую от вожделения слюну, он вознамерился было уволочь бок целиком, но вовремя смекнул, что все равно с ним в одиночку не справится. Замешкался, выуживая из-за пояса нож… и тут сквозь гул голосов прорвался отчаянный детский вопль. Шагалан вздрогнул. После гибели Лерта крик показался непереносимым.

Забыв про мясо и спрятав нож, разведчик рысцой бросился к толпе, которая собрала в тесный кружок уже человек пятнадцать. Привстал на цыпочки, заглянул через плечи зевак. Опасения сбылись: в центре круга, прижавшись к колесу фургона, дергалось в отсветах костра и факелов крошечное, одетое в лохмотья тельце. Рядом возвышался дородный купец в расстегнутом кафтане. Он медленно, с чувством закатал рукава, помял плеть, оскалился:

— Ну, молись, щенок! Встанет тебе мое добро поперек глотки. Удавлю подлюгу ровно клопа!

Теперь понять происходящее было немудрено: маленького воришку изловили с караваем хлеба — всеми забытый, тот валялся неподалеку. Сперва избивали слуги, затем подошел хозяин, и теперь начиналась основная экзекуция. Концовка у нее могла быть самой печальной. «Опять старого упыря на кровь потянуло», — вздохнул кто-то рядом. В остальном толпа явной жалости не обнаруживала. В лучшем случае дело ограничивалось угрюмым молчанием, но звучали и крики одобрения. Особенно старались купеческие слуги, пришлые зеваки вели себя куда милосерднее. Тем временем торгаш почесал волосатые руки, качнулся на носках и смачно, с придыханием стеганул. Воришка, отчаянно взвывший на высокой ноте, дернулся в сторону, однако несколько услужливых рук толкнули его обратно. Палач продолжил свою работу ритмично, неспешно, уверенно. Плеть со свистом вгоняла барахтающийся комок лохмотьев в землю. Шагалан почувствовал, как невидимая сила повлекла его в центр круга, кулаки сами заныли в ожидании разгульного боя. И все-таки устраивать публичное сражение не следовало. Как формулировал мастер Кане, «ваш путь не должен обозначаться трупами и руинами».

Задвигав локтями, разведчик протиснулся из толпы. Наткнулся на мрачного Хальбринса. Тот на миг встретился с юношей взглядом и сразу потупился:

— Как в прошлый раз…

Выбравшись, Шагалан скользнул вдоль набухавшей толпы к фургону, затем обогнул его с внешней, темной стороны. Здесь, в густом мраке, было безлюдно, шум избиения доносился глухо, словно через стену. Опустился на четвереньки. Мелькание неясных теней, сполохи света и лохматый комок под широко расставленными ногами. Внезапно в этом серном комке блеснули два глаза, круглых, переполненных животным ужасом. Воришка уже не кричал. Вцепившись руками в спицы колеса, он в каком-то оцепенении встречал свою смерть. Отчаяние захлестывало, когда под днищем фургона вдруг появилось лицо незнакомца.

Шагалан понял, что жертва его заметила, и просто поманил к себе пальцем. Секунду не было никакого ответа, глаза пытались недоверчиво осмотреть чужака, но безжалостная плеть не давала времени на колебания. Собрав остатки сил, воришка с хрипом рванулся под днище. От обреченного такой прыти не ожидали, но все же несколько рук вновь успели поймать его за ноги.

— Держи бестию! — загрохотал запаленный голос купца.