— Да, нынче здесь солидный бабский хор вопил. Вот ведь жизнь! Дерешь их, дерешь, ублажаешь, а они единственно о деньгах думают, мерзавки. Ночью лезут на стенку, а утром — к тебе в карман.
Шагалан неопределенно хмыкнул.
— Ну и, конечно, твое вчерашнее выступление всем понравилось, — бойко продолжал Багер. — Я на тебя ставил, полсребреника заработал. И лихую же вы с Голопузом драчку учинили! Народ просто выл от восторга. Только мне однажды не по себе стало… ну, когда уяснил, что б ты мог с нами тогда у брода сотворить. Потому спасибо, дружище, не погубил во цвете лет… На радость жадной потаскухе, язви ее…
На улице было пасмурно и безлюдно. Поеживаясь от холода, они направились в сторону кухни, однако та еще темнела безжизненной, запертой крепостью. Впрочем, над крышей еле заметно вился прозрачный дымок, внушая надежду. Уселись тут же у стены, на сырую лавку, подстелили, кто что нашел. Багер, отчаянно зевая, лениво рассказывал о своих ночных похождениях, все его мысли снова и снова упирались в женскую продажность и подлость. Молчавший Шагалан вскоре задремал, едва контролируя происходящее вокруг.
Лишь через полчаса поселок начал постепенно оживать. Поочередно захлопали двери, вышла на улицу птица, первые коровы потянулись привычной дорогой к воротам. Истошно, перебивая друг друга, заголосили сразу несколько петухов. Шагалан, наблюдавший сквозь опущенные ресницы, никак не мог отделаться от впечатления, что перед ним простая мирная деревня. Наконец показались мужики. Вчерашний кутеж не прошел даром: почти все были помяты, растрепаны, а то и откровенно шатались. Кто-то возился с конем, кто-то умывался из бочки, ухая и фыркая, но основная масса народа прямиком побрела к кухне. Подходили, негромко здоровались, усаживались здесь же. От Шагалана не укрылось — его приветствовали особо уважительно. Пожалуй, как ни крути, в идеях Ретси имелась толика здравого смысла.
Когда ожидающих набралось уже человек двадцать, объявились и неразлучные приятели. Оба прибыли со стороны «дома свиданий», выглядели на удивление довольными и бодрыми. Их фонтанирующая энергия да скабрезные шутки немного растормошили понурых мужиков. Не прождав и минуты, Ретси уверенно забарабанил в дверь кухни, откуда с небольшой дежурной перебранкой вынесли завтрак. Внушительных размеров жареного кабанчика сопровождали плоские корзины с луком, хлебом, сыром и глиняный кувшин в оплетке. Именно кувшин с вином превратился в яблоко раздора. Жажда главенствовала над голодом, но если ножи отыскались у всех, то кружек было совсем мало. Пока передавали кувшин из рук в руки, пока спорили о том, кто сколько отхлебнул, незаметно перешли на крик. В воздухе запахло ссорой. Тем временем Шагалан с друзьями благополучно разделывали сочную тушу.
— Сейчас, похоже, морды чистить начнут, — предположил Ретси.
— Не-а, не успеют, — отозвался безучастно Шагалан.
Крики и впрямь внезапно стихли — вино кончилось. К разрозненным мольбам обделенных кухня осталась глуха.
— Все выжрали, сволочи. — Эркол вздохнул. — А похмелиться не мешало бы. Голова трещит…
— Зато мяса оттяпали больше, чем другие, — парировал Ретси. — Ешь и радуйся. Насчет выпивки после чего-нибудь придумаем.
— Болеете, мальчики? — раздался за спиной певучий голос. — Никак с перепою?
Ретси всплеснул руками:
— Танжина! Вот уж кого не чаяли здесь увидеть. С каких это пор, принцесса, ты делишь трапезу с простым народом?
— Со вчерашнего дня. Появилась веская причина.
— Можешь не продолжать, и так понятно. Эркол, подвинься, уступи место даме!
Женщина, изящно опустившись на лавку, прижалась к Шагалану и чмокнула в щеку.
— Куда убежал с утра пораньше, красавчик? И меня не разбудил.
— Пожалел будить.
— Что, слишком ночью умаялась, бедняжка? — с неожиданной злостью буркнул Эркол.
— Да, представь себе, — огрызнулась Танжина, — некоторым удается этого добиться.
— Так закуси, поднакопи силы. Ведь оглянуться не успеешь, снова вечер настанет.
— Главное — не надорвись от таких трудов, — добавил Ретси. — При твоем энтузиазме никакого здоровья не хватит.
Танжина презрительно фыркнула:
— Дураки вы оба. В противном случае давно бы знали: от постельных радостей женщина не слабеет, а только молодеет и расцветает.
— Ну, тогда тебе, принцесса, суждено пребывать молодой вечно.
Шагалан между тем вырезал ломоть самой нежной свинины и передал подруге. Та повертела мясо в руках, откусила пару раз, положила назад:
— Пока аппетита нет.
Ретси шепнул что-то на ухо приятелю, и они двусмысленно расхохотались. Женщина даже бровью не повела.
— А вот беде вашей я помочь, пожалуй, могу. Есть у меня в запасе немного вина, причем настоящего, благородного, а не обычного вашего пойла. Хочешь, принесу, милый?
— Спасительница, милосердница, мать родная! — взвыл Эркол. — Конечно, неси! За каждую каплю священного эликсира будем класть тебе земные поклоны, пыль перед тобой…
— Я не особо вчера пил, потому головой не мучаюсь, — прервал стенания Шагалан. — Разве что пожелаешь облегчить муки этих бражников…