«Ногу свело!» – с ужасом подумал Григорий. Скинул портки, съехал на заднице по песчаному откосу и с разбегу бросился в реку. Стремительными саженками преодолел с десяток метров и оказался на стрежне. К тому времени измученный пловец уже совершенно выбился из сил. Перестал барахтаться и окончательно скрылся из виду.
Подросток широко расправил грудную клетку, глубоко вдохнул и набрал как можно больше воздуха. Затем сложился в поясе и быстро нырнул. Оказавшись под водой, он открыл глаза и осмотрелся по сторонам. Вокруг была видна лишь зеленоватая муть, не позволяющая что-либо увидеть на расстоянии более трех метров. Каким-то непостижимым чудом Григорию удалось разглядеть продолговатое светлое пятно. Оно медленно уходило в темную, нестерпимо страшную глубину.
Яростно работая руками и ногами, Григорий изо всех сил устремился вслед за тонущим мальчиком. Безвольно раскинув неподвижные конечности, приятель уже почти опустился на неровную и рыхлую подушку ила. В этот миг подросток ухватил Витьку за давно не стриженные волосы. Перевернулся в воде и попытался со всей силой оттолкнуться от дна.
Совершенно неожиданно его ноги провалились в холодную, буквально ледяную взвесь и ушли в нее сначала до щиколоток, а потом и до самых колен. Григорию показалось, что он продолжает погружаться в жидкую грязь и это будет длится бесконечно долго. Подросток вдруг подумал, что сейчас увязнет в этом болоте по самую макушку и никогда не сможет выбраться наружу.
Он уже почти решил бросить товарища и, пока еще не поздно, попытаться спастись самому. В этот миг его ступни неожиданно наткнулись на что-то твердое. Двигаясь по инерции, подросток немного присел. Изо всех сил оттолкнулся ногами и отчаянно прыгнул вверх. Рванулся что есть мочи, всей душой стремясь к светлому мареву, висящему над головой.
Плыть с грузом в руке оказалось очень неудобно и невероятно тяжело. В глазах у него вдруг потемнело, а в ушах раздался тягучий басовитый звон. Почти теряя сознание, подросток продолжал усиленно грести обеими ногами и свободной рукой. Ладонью второй он крепко-накрепко сжимал длинные пряди волос безвольно обмякшего приятеля.
Лишь ценой неимоверных усилий ему все-таки удалось выбраться на поверхность. К тому времени ни единой капли сил в мышцах, ни одного грамма воздуха в легких уже не осталось. На последнем издыхании Григорий вынырнул из глубины, и его лицо наконец-то показалась над водой. Он судорожно вздохнул и вытащил на воздух голову спасенного соседа.
В памяти мгновенно всплыли плакаты по спасению утопающих, много раз виденные мальчиком на пристани Волги. Он повернул Витьку спиной к себе. Прижал левой рукой к груди и, двигаясь боком, медленно поплыл к берегу. Грести, прижимая к себе пацана, тоже оказалось безумно тяжело. Особенно сразу после того, как ему едва-едва удалось вытащить товарища с большой глубины.
Истратив все свои последние силы, Григорий каким-то чудом все же смог добраться до мелководья. Встал на ноги и, сильно шатаясь, вышел на берег. Только здесь он с огромным трудом разогнул левую руку, которой держал приятеля. Ослабил судорожную хватку и бросил мальчишку на горячий песок. Пацан ударился спиной о землю и благодаря уклону берега перекатился на живот. Сильно закашлялся и исторгнул из себя мощный фонтан мутной воды.
Согнувшись в поясе, Григорий стоял рядом. Опирался руками на свои колени и от невероятной усталости с трудом сохранял равновесие. Оба паренька тяжело и хрипло хватали ртами живительный и невероятно вкусный вечерний воздух. Вокруг бестолково суетилась и наперебой галдела деревенская малышня. Наконец оба приятеля кое-как отдышались. Медленно оделись и вместе пошли домой.
Через неделю подросток уехал в Самару, и больше ребята никогда не виделись.
Офицер оторвался от многочисленных бумаг, лежащих перед ним, и поднял на Григория глубокие серые глаза. В следующую секунду в его взгляде промелькнула целая гамма противоречивых чувств. Они набегали одно за другим и торопливо сменяли друг друга. Начиналось все с полного равнодушия, переходящего к слабой заинтересованности. Затем вдруг возникло сильное недоверие, стремительно перетекающее в удивление. И, наконец, появилась радость полного узнавания, мгновенно сменившаяся страхом, перерастающим в настоящую панику.
Энкавэдэшник выпрямил спину и буквально окаменел. Несколько секунд он тупо молчал, а потом едва слышно пробормотал:
– Садитесь, – не дожидаясь, пока заключенный устроится на неудобном табурете, он принялся торопливо листать бумаги. Наконец оторвался от личного дела, заведенного еще в немецком трудовом лагере, и снова воззрился на нежданного знакомца.
– Ты? – сдавленно выдавил из себя офицер.
– Я! – вынужден был признаться подследственный.