Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии

На место Мэртенса назначили бывшего штурмана бомбардировочной авиации Лионарда. Он отличался от других ярко-рыжим цветом волос и резким запахом какого-то ядовитого одеколона, который, однако, не мог перебить дух винного перегара, который исходил от него и ранним утром, и поздним вечером. Майор Лионард был железным человеком с железной логикой. Перво-наперво он считал, что работа не волк и что, во-вторых, питие определяет сознание. Он неплохо относился ко мне, потому что я к тому времени уже весьма квалифицированно составлял разведсводки. Ему оставалось лишь подписать их и отправить в секретариат службы как свое собственное творчество.

Рабочий день «Рыжего» складывался весьма своеобразно. На работу он приходил с получасовым опозданием, чтобы был ясно виден временный барьер, отделяющий «начальство» от «рядовых». До 11 часов он читал газеты и беспрестанно курил трубку. Затем отправлялся в бар, возвращался к 12 и отбывал сразу же домой обедать. После его ухода я открывал настежь окна, чтобы избавиться от запаха, более ужасного, чем автомобильная гарь. Возвращался Лионард только через час после окончания обеденного перерыва. Лицо его напоминало очищенную свеклу, и распахнутые окна уже не помогали… Бравый майор до окончания работы успевал еще два-три раза спуститься в бар и иногда добирался до своей машины походкой матроса, сошедшего на берег после длительного плавания. Начальство знало, что Лионард пьет, но почему-то не трогало его. Впрочем, дело делалось. Я работал за двоих, и майор поэтому весьма ценил мое усердие, регулярно представляя меня к поощрениям.

Шло время… Я все больше и больше убеждался в том, что наша служба – небольшой винтик в огромном натовском корабле, все рычаги управления которого находятся в руках американских капитанов. Думал я и о своей жизни. «Три главных события переживает человек, – говорил французский просветитель Жан де ля Брюйер. – Он рождается, живет и умирает. Но он не чувствует, когда рождается, страдает, умирая, и не успевает осмыслить свою жизнь, пока живет».

Человеческая жизнь, что она такое? Для чего я живу? Ради денег? Но разве могут они продлить мою жизнь? Ради счастья? Но я не определил, что важнее для меня: собственное эгоистическое счастье или счастье всех других. Человеческая жизнь, отдельная человеческая жизнь – это лишь маленькая искорка из гигантского костра мироздания. Она загорается и гаснет. Но как? Забирая тепло себе или отдавая тепло другим? Вот какой искоркой быть в этом костре – мне и предстояло решить, хотя решение это пришло значительно позже.

Часто у меня спрашивают, когда впервые зародилось сомнение в правильности выбранного пути. Положа руку на сердце – не сразу. Это сейчас понятно всем, что Советский Союз первым не начнет войны. Просто не сможет этого сделать в силу целого ряда политических, экономических и социальных причин. А тогда, в разгар «холодной войны», я не раз находился под влиянием психоза неизбежности военного столкновения между двумя мировыми системами. Понадобилось время для прозрения. Впервые я почувствовал, что мы идем куда-то не туда, получив указание принять участие вместе с работниками сектора «психологической войны» в организации курсов по подготовке следователей для допроса «советских военнопленных». Директива по этому «мероприятию» последовала от руководящих органов НАТО. Для этой цели были взяты на учет все военные, говорившие по-русски. Отдел кадров получил приказ подготовить для нас списки выходцев из русских семей, проживающих в Бельгии. Через несколько недель «курсы» начали свою работу.

Обучение будущих «следователей» состояло из двух частей – теоретической и практической. Программа была составлена по «следователю», кроме имени, года рождения и личного номера… Запомнивший эту «биографию» курсант помещался в темной комнате. Внезапно загоралась сильная лампа, направленная прямо в лицо, и допрос начинался…

К этому времени я уже долго занимался изучением русского языка и достиг, надо сказать без ложной скромности, немалых успехов, что, кстати, и заметил подполковник Колперт. И вот как-то мне предложили попробовать роль «пленного». Мои успехи превзошли все ожидания. На некоторое время я превратился в профессионального «подследственного». Вживаясь в «биографию» моих ролей, я обратил внимание на то, что все советские военнослужащие попадают в «плен» почему-то в русских городах. «Кто же агрессор в таком случае?» – спрашивал я себя. Впрочем, возможно, и в русских спецподразделениях таким же точно образом проходили тренировочные «допросы». Кому же, в конце концов, хочется воевать на своей территории? Лучше на чужой…

«Лучше один раз увидеть, чем сто раз прочитать», – кажется, так утверждал Марко Поло, предпочитавший книгам путешествия. Я решил при случае попросить начальство направить меня в Советский Союз для стажировки. Мне не терпелось познакомиться с народом, который одолел казавшийся несокрушимым Третий рейх, который первым послал в космос человека и о котором столько шумела западная пропаганда…