— Помните о бдительности, товарищи! К нам могут пробраться шпионы, провокаторы из украинских националистов, каких немало понаехало с гитлеровцами. Вчера чуть не погиб замечательный большевик, старый подпольщик Лукич. Вовремя предупрежденный, он сумел избежать опасности и снова работает, защищая Родину…
Галя с радостным криком схватила руку Юрия:
— Ты слышал? Дедушка жив!
Не менее обрадованный Юрий предостерегающе шепнул:
— Помолчи. Слушай, что говорит Ким.
Голос Гладыша звенел над поляной:
— Мы не можем вернуть к жизни убитых и замученных фашистами, но мы отомстим за них!.. — Гладыш снял пилотку, обнажили головы и другие. — Товарищи, почтим память погибших молчанием. — И когда он снова заговорил, голос его зазвучал по-особенному: — Мы никогда не забудем партизанской клятвы: «Смерть за смерть! Кровь за кровь!»
— Смерть за смерть!
— Кровь за кровь! — отозвались партизаны…
Как обычно, Шохин приступил к обучению партизан искусству маскироваться. Но сегодня у него что-то не клеилось. Рассказ о массовом расстреле в Глубокой балке напомнил о прошлом, заставил вновь остро пережить потерю родных. Мать, Оксана, отец… От семьи только и остались он да дед… и где-то там, на Карельском фронте, еще один дорогой ему человек — Катя. Увидит ли он ее?
Внезапно кругом потемнело, как будто среди дня наступили сумерки. Замерли деревья, иссиня-сизой стала трава. Птичьи голоса умолкли, перестали трещать кузнечики. Кругом все затаилось. Донеслись глухие раскаты грома. Слабо зашелестел в верхушках деревьев ветер, словно от скуки перебирая листочки. Вот вздрогнул, затрепетал тополь, поблескивая серебром листьев… И вновь все стихло.
Поглядывая сквозь листву на небо, женщины-партизанки убирали в наспех сделанные шалаши захваченное с собой имущество. Но партизаны продолжали каждый свою работу, не обращая внимания на приближающуюся грозу.
Окончив занятия, Петр вышел на опушку леса. По серому небу от самого горизонта поднималась тяжелая, с лохматыми краями, туча. Время от времени ее пронизывали стремительные зигзаги молний. Петр стоял и не мог оторвать глаз от этой тучи. Она казалась грозной, несокрушимой, сметающей все на своем пути. И Шохину захотелось сразиться с ней, как он сражался с врагом. «Не долго будешь властвовать, — подумал он, — размечет тебя буря, и опять засветит солнце!..»
Широкой полосой прошел сильный порыв ветра, пригибая к земле траву и молодые деревца. И еще напряженнее стало кругом. Новый порыв ветра, и почти тотчас же, неся косую стену ливня, налетела буря.
Ни завывания ветра, ни раскаты грома, ни ослепительные молнии не заставили Петра уйти в шалаш. Он стоял, подставив лицо сильным струям дождя, точно окаменев. Мысли роились, стремительно вытесняли одна другую. Мелькали картины детства, службы на погранзаставе… Но все вытеснялось болью настоящего. И то, что происходило в душе, так похоже было на эту бурю с хлеставшим дождем, завыванием ветра и раскатами грома…
Ослепительный свет, и короткий треск заставили Петра открыть глаза. Сухая вершина одиноко стоявшего посреди поля старого дуба раскололась надвое и задымилась. Новый удар оглушил Шохина. Ему показалось — огненная полоса вонзилась в землю совсем неподалеку. В воздухе появился острый терпкий запах. От сильных электрических разрядов было немного жутко, но на душе становилось спокойнее.
Гроза длилась недолго. Буря унесла тучи. Лучи солнца засверкали на освеженной, мокрой листве…
В тот же вечер на Выдринское болото Шохин принес Гладышу сверток:
— Товарищ старший лейтенант, эту тетрадку и пачку с документами Надя просила передать вам.
— Хорошо, оставьте. Ну, а как там, в лагере, после грозы?
— Повымокли все, — Шохин показал на свою еще не просохшую одежду. — Землянку для женщин мы вырыли, другие тоже стали этим заниматься. Дед Охрим в самую грозу куда-то ушел.
— Хорош у тебя дед, — сердечно сказал Гладыш. — Такой старости позавидовать можно.
В шалаше было сухо, парашютный шелк не пропустил дождя. Королев сидел возле приемо-передатчика.
— Ну как? — спросил его Гладыш.
Королев быстро встал:
— Сиди, сиди, Королев. Что там у тебя?
— Теперь все в порядке, товарищ старший лейтенант. А то вот отпаялся проводничок — и пропал контакт. Исправил теперь.
Гладыш сел у входа и при слабом вечернем свете принялся читать записки Нади.
Шохин прилег на нары, сегодня он ночевал здесь.
— Слушай, Королев, — внезапно окликнул Гладыш. — Как фамилия того предателя, помнишь, ты рассказывал? С лейтенантом Мариным вы захватили его и финского офицера.
— Котко, товарищ старший лейтенант.
Шохин резко поднялся, свесил ноги с топчана.
— Ты что? — посмотрел на него Гладыш.
— Этот Котко, товарищ старший лейтенант, в самом начале войны с пополнением на нашу шестую заставу был прислан. В первом же бою, негодяй, спрятался… Предупреждение получил… Надо было тогда же расстрелять собаку.
Гладыш встал. В его руках белела тетрадь.
— Эта сволочь — муж Нади.
— Нади?! — в один голос спросили Шохин и Королев.
— Быть этого не может! — Шохин подбежал к Гладышу: — Товарищ старший лейтенант, как же это?