Для того чтобы обеспечить боеспособность этой массы войск, требовалась предельно напряженная работа всех органов тыла. Достаточно сказать, что для проведения операции было сосредоточено 400 тысяч тонн боеприпасов, 300 тысяч тонн горючего и свыше 500 тысяч тонн продовольствия и фуража. Ежедневно фронтам, готовящимся к броску, подавалось 90—100 эшелонов с боевой техникой и имуществом[4]
. А подготовка эта продолжалась около двух месяцев.Но вернемся к нашей 39-й армии.
Готовясь к наступлению, мы, разумеется, не знали грандиозности предстоящих событий. Разработка Витебско-Оршанской операции, как и Белорусской, велась скрытно. Но вот начальник штаба предупредил — подготовить данные о противнике.
Данные у меня были наготове, и тем не менее пришлось всем отделом просидеть целую ночь, чтобы еще раз проанализировать имеющуюся информацию, уточнить некоторые положения и выводы. С этой сложной задачей мы справились в рекордно короткий срок. И способствовало этому изменение штатной структуры отдела, пополнение его опытными офицерами-разведчиками. Все это произошло незадолго до описываемых событий.
Кто же теперь входил в состав отдела войсковой разведки штаба армии? Моим заместителем по политической части был майор Н. В. Поздняков, заместителем по войсковой разведке — А. Н. Антонов, ставший к этому времени уже подполковником. В таком же звании был и Н. А. Пантелеев — заместитель по вспомогательному пункту управления. Влились в наш коллектив офицеры войсковой разведки майор Я. А. Зафт, капитаны Н. В. Корогодов и Н. М. Горовой. В отделении информации по-прежнему были теперь уже майоры И. М. Дийков и М. Д. Кишек. Начальником следственной части стал майор С. П. Рыбаков.
Однако и в новом составе нам приходилось трудиться с полной отдачей сил. Офицеры отдела координировали разведку штабов соединений и родов войск. Причем у нас существовал такой закон: координировать, подсказывать, но ни в коем случае не стеснять инициативы. Наладили мы четкое взаимодействие с воздушной разведкой фронта. Правда, данные, которыми снабжали нас авиаторы, иногда требовали уточнения. Однако именно благодаря им мы могли наметить районы действия наземных групп, направляемых в тыл противника, концентрировать внимание разведчиков на наиболее важных объектах.
Не ослабляли мы работу и непосредственно в разведывательных подразделениях частей и соединений. Как и прежде, каждый офицер, выезжающий в войска, обязан был побывать в блиндажах и землянках разведчиков, рассказать им об опыте соседей, проинформировать о важнейших событиях, поинтересоваться настроениями людей, их бытом.
Трудились мы дружно. Порой возникали споры, но они носили деловой, так сказать, производственный характер. Все вместе радовались удачам, сообща переживали горькие минуты, которые, увы, приходили к нам куда чаще, чем хотелось бы. И чаще всего их приход был связан с потерей кого-либо из боевых товарищей.
До сих пор памятен мне случай, который произошел именно в эти первые июньские дни 1944 года. Наблюдатели 97-й стрелковой дивизии сообщили нам, что противник начал покидать позиции, проходившие по восточной кромке Богушевского леса. Командир дивизии генерал-майор П. М. Давыдов тут же вызвал лейтенанта Маскаева, о котором я уже упоминал раньше, и приказал ему с группой разведчиков проверить, действительно ли имеет место отход или гитлеровцы пытаются ввести нас в заблуждение. Если же фашисты отошли, то куда, где они закрепились вновь.
Задача была ясна. Проверив запас патронов и гранат, разведчики тронулись в путь. В траншеях вражеских солдат действительно не оказалось. Решили прочесать лес. Но и там пусто. Лишь к рассвету удалось установить, что фашисты отошли на вторую позицию, расположенную на высотках за лесом, и закрепились там.
Разведчики уже возвращались обратно, когда кто-то из них уловил какой-то шум. Прислушались. В лесу раздавались голоса.
— Бузин, — приказал Маскаев сержанту, — быстро вперед! Узнай, что там творится. Только осторожно, ничего не предпринимать.
Сержант Г. Бузин с парным дозором отделился от общей группы и исчез в зарослях. А вскоре он возвратился и доложил, что обнаружен большой лагерь, обнесенный колючей проволокой. Подступы к лагерю густо заминированы. А за проволокой — наши, советские люди. Они успели сообщить разведчикам, что до вчерашнего дня их охраняли солдаты с собаками, а потом все куда-то ушли.
Подозревая подвох, лейтенант Маскаев приказал саперам немедленно проделать проходы в заграждении и на минном поле. Как только они были готовы, офицер вошел на территорию лагеря. Седой, изможденный старик рассказал ему, что сюда было согнано около 8 тысяч местных жителей. Их заставили рыть траншеи, противотанковые рвы. Теперь здесь остались лишь старики и дети. Тех, кто был поздоровее, фашисты увели неизвестно куда. Несколько дней узники совершенно не получали пищи и воды. Есть умершие.
— Ступайте за нами, — распорядился Маскаев. — Только осторожно, след в след. Никому не отставать и не сворачивать в сторону. Кругом — мины.