Разведчики всегда впереди

— Теперь понимаешь, Максим Афанасьевич? Страшно подумать, сколько дней шли мы до этой черты. И сколько наших людей не дошло до нее. Но ты знаешь, я чувствую, что все они вместе с нами стоят сейчас на этом берегу. Они будут с нами и в тот час, когда мы войдем в Берлин. Нет мертвых в этой войне. Есть ушедшие в бессмертие. — Докурив папиросу, Поздняков продолжал: — Пойдем, если не возражаешь, на ту сторону пешком. Не въехать, а войти своими ногами хочу на эту землю. Знаю, что до полной победы еще далеко, но, честное слово, этот миг будет для меня памятным на всю жизнь.

И уже не звучала в его голосе глубинная грусть, ничем не измеримая боль. Уверенность, радость слышались в нем.

Мимо саперов, извлекавших из-под моста взрывчатку, мы двинулись на ту сторону. Чуть сзади медленно двигался наш «виллис». Миновав мост, мы снова остановились. Николай Васильевич нагнулся, положил на ладонь щепотку земли. Долго рассматривал ее, даже зачем-то понюхал.

— Черт его знает, вроде бы такая же, как и везде. А такую нечисть родила, — задумчиво произнес он, отряхивая руки. — Ну ничего, с сорняками мы теперь управимся.

— Ладно, агроном, ехать пора. Двинулись.

Но разговор не прекращался и в пути.

— Вот ты меня агрономом назвал, — раздумчиво, словно прислушиваясь к какому-то внутреннему голосу, говорил Николай Васильевич, — Спору нет, хорошая, даже замечательная это специальность. Ведь, если разобраться, матушка-земля всему жизнь дает. А ты вроде— ее хозяин.

— Ждешь не дождешься, когда война кончится, чтобы снова любимым делом заняться?

— Этого все ждут. Только, знаешь, не совсем я уверен, что после войны, коли жив останусь, вернусь на привычную стезю. — Перехватив мой удивленный взгляд, он продолжил: — У тебя, Максим Афанасьевич, все предельно ясно. Ты — кадровый военный. А меня порой сомнения одолевают относительно будущего. Хлеб для страны растить — это хорошо, почетно. Но иной раз задумываюсь я о том, что растить, воспитывать людей — это тоже очень важно. И задача эта, как я понимаю, куда сложнее. Только здесь, на фронте, понял я до конца, что такое человек. Он — все. Так не правильнее ли будет остаться при сегодняшнем деле?

— Тут советовать трудно, Николай Васильевич. Сердце-то что подсказывает?

— Сам пока не разберусь. Впрочем, время подумать еще есть. Война не завтра кончится.

Мы ехали дальше и дальше. Справа и слева, впереди и сзади нас двигались войска. Шла артиллерия, степенно переваливаясь с боку набок, проходили «катюши», зенитные автоматические пушки. С тяжелым рокотом прямо по целине ползли танки и самоходки. И всюду мы видели радостные, оживленные лица солдат, сержантов, офицеров. Усталые, запыленные, шагали они на запад. И можно было поручиться самым дорогим на свете, что возврата к сорок первому не будет.

В годы войны я знал немало дней и недель, требовавших крайнего напряжения сил. Но, пожалуй, не было времени труднее, чем то, которое наступило с началом боев в Восточной Пруссии. Все разведывательные подразделения, офицеры разведок частей, соединений, нашего отдела трудились день и ночь, забыв об отдыхе. И это было не случайно. Противник на всех участках оказывал ожесточенное сопротивление. В ходе боев непрерывно возникали новые и новые проблемы, связанные с уточнением его оборонительных сооружений, мест сосредоточения и путей выдвижения резервов. Если раньше мы имели возможность в той или иной степени использовать разведывательные данные, полученные от партизан, местного населения, то теперь разведчики могли полагаться только на свои собственные силы.

Разведгруппы просачивались в боевые порядки противника, захватывали пленных, выявляли долговременные огневые точки. Иногда обстановка складывалась так, что приходилось вступать в бой, блокировать доты, расчищать путь наступающим частям и подразделениям.

Бойцы 19-й гвардейской дивизии, успешно форсировав небольшую речку, заняли траншею на ее западном берегу. Но продвинуться дальше никак не удавалось. Офицер разведки 56-го гвардейского полка поставил перед гвардии старшим сержантом Ф. С. Гостевым задачу: проникнуть с разведчиками в глубину обороны противника и уточнить расположение огневых средств, в первую очередь — дотов.

Вскоре Филипп Сергеевич со своими боевыми друзьями был уже в стане врага. На схеме, которую он составлял, появлялись все новые условные знаки. Наконец все возможное было выяснено. Один из солдат с донесением отправился в расположение наших войск. Остальные разведчики отходить не спешили.

— Товарищи, — тихо проговорил Гостев, — а что, если попытаться захватить дот? И нам защита, и пехоте помощь. Вот только бы часового выманить.

Посоветовавшись, гвардии старший сержант принял решение: захватить!