Разведенные мосты

А между тем, холодная война уж полыхала вовсю, бои гремели в городах и весях Российской империи, во всех странах Запада и Америки. Москва задыхалась от дыма и гари. Впрочем, без выстрелов и пожаров, война-то была «холодной». Фронт проходил через сердца и души. Линию фронта различали лишь немногие — те, кто понимал, кто был посвящён. Про себя могу сказать: я хоть и немного видел, но поскольку был на передовой, то есть в колонне журналистов, то, конечно же, слышал раскаты боёв, и даже мог различать, кто свой, а кто чужой. Я был один из тысячи. И тут-то, по-моему, и кроется главная причина нашей слабости: нас, посвящённых, было мало. Враг же, сплочённый по сложившейся тысячелетиями кагальной системе, шёл на нас стройной, хорошо слаженной колонной, и в рядах её были все до единого соплеменника, и старые, и малые, и женщины, и даже дети. Со всего мира шла ему поддержка, щедро валились потоки денег — начиналась битва зрячих со слепыми, посвящённых с непосвящёнными. В Америке непосвящённых называют оболтусами. Русские почти все были оболтусами, и только единицы кое-что понимали, кое-как прозревали. И тяжко нам было, этим единицам, ох, как тяжко!.. А если к этому прибавить, что в генеральном штабе сидели «черненькие русские», и верховный главнокомандующий тоже был из них, тут мы и получим ту необычайно драматическую, даже трагическую картину! Она как-то незаметно и самым коварным образом вызрела внутри русского общества и была видна только одной воюющей стороне — нашим врагам.

Если когда-нибудь смелый и прозорливый историк возьмётся написать эту новейшую страницу жизни человечества и в отдельности России, он обязан будет воздать должное мировому еврейству: оно, вооружённое опытом тысячелетней борьбы за своё выживание, навязало русским стратегию, доселе нам незнакомую, невиданную. Тут, пожалуй, и сам Суворов, не знавший поражений ни в каких войнах, впал бы в отчаяние.

На всех парах мы летели к пропасти и в конце второго тысячелетия в неё свалились. Русский народ, в недавней войне положивший на лопатки Европу, лежал на дне оврага почти бездыханный. Он, как сказочный богатырь, рухнул от прикосновения вонючих лапок ядовитой жабы. О, Господи! За что ты наказал нас так жестоко? Неужели наша всесветная доброта, и доверчивость младенческая, и любовь всеохватная, — неужто и эти извечные добродетели способны разгневать тебя и вызвать твою немилость?..

Иной читатель возразит: «Ну, это всё слишком сильно сказано: Пропасть… на дне оврага!..» И тут я вынужден призвать на помощь читателей, от которых приходят письма. Вот только вчера я получил отзыв на недавно вышедший роман. Пишет мне из города моей юности Волгограда Калашникова Эльвира Дмитриевна: