Разведка без мифов

В конце 20-х годов они вместе с Артуром Спрогисом учились в Высшей пограничной школе ОГПУ. Я познакомилась с Михаилом уже после Испании, как жена Артура, и мы дружили семьями. Его жена, Ольга Ивановна, милая и умная женщина, в прошлом тоже была разведчицей. У них было два мальчика Игорь и Илья. Когда Белкина и его жену арестовало КГБ, детей воспитывали чужие люди, потому что родственников у них не было. Встречались мы довольно часто, и могу сказать, что Белкин был довольно авантюристичен, любил риск и острые моменты, не упускал при этом и возможность показаться. Он был хорошим психологом, правда, с некоторой долей цинизма. К сожалению, пришлось мне побывать и на его похоронах в 1981 году. Ольга Ивановна позвонила мне сразу, когда Михаила нашли мертвым около подъезда их дома. Рядом с ним валялась авоська с хлебом и бутылкой кефира. В последние годы им жилось трудно. После тюрьмы он лишился всего: воинского звания, партбилета, орденов — три ордена Ленина, шесть орденов Красного Знамени и других — пенсии. Потом вдруг вернули партбилет и десятка два медалей, еще через некоторое время вернули ордена и пенсию 140 рублей в месяц. Он продолжал работать рабочим на заводе Лихачева, куда с большим трудом устроился после освобождения из лагеря. Когда в отделе кадров увидели, что его последняя работа — генерал КГБ, наотрез отказали в работе. Ему пришлось звонить в КГБ и просить, чтоб хоть рабочим дали возможность работать. Поскольку генеральское звание ему возвращено не было, сомневались, во что одевать покойного. Я настояла на том, чтобы его одели в полную генеральскую форму со всеми знаками различия. Когда гроб внесли в зал крематория, оказалось, что до самого подбородка он закрыт цветами, чтобы не был виден мундир и погоны. Михаила, а позже и его жену, похоронили на кладбище Донского монастыря. Почему-то там хоронили многих крупных разведчиков: Эйтингона с женой, Фишера (Абеля), там же кремировали Артура Спрогиса…

А в то время, о котором я пишу, все они были живы и воевали, и победили. Этого у них не отнять никакому режиму и никакому диктатору.

Белкин попал в академию в середине учебного года и очень обрадовался, когда встретил меня. Помню, как мы вместе сдавали экзамен по военной географии. Обычно в кабинет вызывали двоих, и мы пошли вместе. Взяли билеты и помрачнели. У меня был вопрос по оценке возможного наступления в Манчжурии: топография, пути сообщения, ресурсы, население и т. п. Это был район, который я совершенно не знала и не интересовалась им. Мы больше интересовались западными границами и изучали прилежащие страны как вероятные театры военных действий, А тут — Китай! Я тоскливо посмотрела на слепую карту: ни рек, ни дорог, ни высот… и побрела на место готовиться. К чему? Михаил сидел и тоже явно пускал пузыри. В этот момент дверь открылась, и преподавателя вызвали к телефону. В кабинете осталась только ассистентка, милая застенчивая женщина, в обязанности которой входило, в основном, наблюдение за тем, чтобы не пользовались шпаргалками. Михаил встал, как бы размялся, лениво подошел ко мне и небрежно спросил:

— Тебе что попало?

— Манчжурия, — ответила я, многозначительно глянув на него.

— А тебе?

— Болгария, как возможный театр военных действий…

Преподаватель все не возвращался. Мы прогулялись по кабинету, остановились около карт и, как бы от нечего делать, стали обмениваться фразами — я о Болгарии, он о Манчжурии. Ассистентка смущенно смотрела на нас. Она даже немного покраснела и залепетала что-то о том, что мы теряем время для подготовки. Но мы времени не теряли, и когда преподаватель вернулся, бойко ответили на вопросы и получили в зачетки по четверке. Сильно подозреваю, что вызов к телефону подстроил сам Михаил через своих друзей.

Белкин был на нашем курсе секретарем партбюро, имел два ордена, но общее образование у него было слабовато, и он часто давал мне подправлять свои письменные работы, в том числе и курсовую. Я с удовольствием помогала ему, как, впрочем, и Артуру, который учился курсом старше на Втором разведывательном факультете. Особенно трудно Артуру приходилось с русским языком. Однажды в столовой я познакомила Артура с Полем Арманом, который в Испании командовал танковым подразделением. Поль отреагировал очень неожиданно:

— Так вот за кого мне морду били! — смеясь и пожимая руку, проговорил он.

Оказалось, что когда годом раньше Поля арестовали, то требовали признания, как они вместе с Артуром готовили заговор. Следователь не сомневался, что они были знакомы: оба латыши, оба были в Испании в одно и то же время, оба учатся в одной академии. Так он и подгонял материалы дела, и вдруг — не встречались, не слышали, не знакомы. Невероятно, но факт. Поля выпустили, а Спрогиса не стали трогать.