– Вот именно, Феликс Эдмундович, вот именно. – Ягода изогнулся над столом подобострастно, и лицо его выражало неприкрытое волнение, растерянность, но и упорство стоять на своем до конца. – В том-то и дело. Мы раскрыли и обезвредили за годы революции множество заговоров. Но там были настоящие классовые враги, а сейчас заговор составили бывшие наши товарищи, имеющие бесспорные заслуги. Их толкнул на это страх перед победой Врангеля, неверие в способность вождей революции уберечь Советскую власть. И личные амбиции тоже. За ними могут пойти многие. Такой мятеж будет пострашнее левоэсеровского. Я вас умоляю, Феликс Эдмундович, немедленно доложить Ленину и принять решение. ВЧК готова действовать, нужна лишь команда.
– А почему я узнаю так поздно, буквально в последний момент?
– Мы работали, Феликс Эдмундович, без сна и отдыха. Очень боялись ошибиться, все перепроверяли. Каждый начальник отдела головой ручается за достоверность своей информации…
Ягоде даже не нужно было актерствовать. Страх перед Дзержинским, страх провала был вполне искренним, но внешне он не отличался от паники не слишком умного, старательного сотрудника, перепуганного свалившейся на него ответственностью за судьбы революции.
– Если прикажете, я их всех сейчас вызову к вам…
– Некогда. Раз вы ручаетесь… Сейчас же еду. А вы поставьте в известность Менжинского и поднимайте людей. Возможно, начнем немедленно. И еще – звоните, нет, езжайте в штаб округа, от моего имени прикажите Муралову выделить в ваше распоряжение тысячу наиболее надежных красноармейцев… – За два минувших года Дзержинский не забыл пережитого 6 июля восемнадцатого года, когда бойцы спецотряда ВЧК арестовали его, своего Председателя, и почти сутки продержали заложником. Могли бы и расстрелять…
– Введите их во двор здания, пусть будут в резерве. Да, Петерс на месте?
– Так точно.
– Передайте, пусть действиями армейских частей руководит он. Ждите, я скоро вернусь…
Почти бегом Дзержинский спустился к автомобилю.
Ленин возбужденно метался по кабинету. Дзержинский и Троцкий сидели напротив друг друга по обе стороны приставного столика. Феликс отслеживал взглядом перемещения Председателя Совнаркома, а Троцкий едва заметно улыбался в усы. Ничего лучшего, чем внезапное появление Дзержинского с целой папкой убийственных (в буквальном смысле) материалов, он и желать не мог. Он столько размышлял, как бы поаккуратнее провести на съезде свой замысел, а тут такой подарок. Гордиев узел разрубается, причем чужими руками. Феликсу он поверил. Во-первых, слишком прямолинеен, чтобы самостоятельно задумать и осуществить столь тонкую и сложную интригу, а во-вторых, в списке Дзержинского больше половины обвиняемых – как раз те фигуры, от которых сам Лев Давидович мечтал избавиться. Не подвела, значит, безошибочная интуиция.
Ленин тоже поверил. Для того он и поставил Дзержинского на его пост, чтобы тот беспощадно искоренял контрреволюцию. И Феликс его ни разу не подвел, если не считать недолгие колебания по поводу Брестского мира. Зато с левыми эсерами, ярославскими и рыбинскими мятежниками он разделался быстро и решительно. И если сейчас созрел новый нарыв – вскрыть его со всей возможной радикальностью. Он всегда чувствовал, что без внутренней измены Врангель никогда не добился бы нынешних успехов. Временных, безусловно временных. Вот сейчас отсечем пораженные гангреной оппортунизма и измены ткани и с удесятеренными силами обрушимся на золотопогонников!
– Действуйте, Феликс Эдмундович. Со всей быстротой и беспощадностью. И лучше пересолить, чем недосолить. На то и диктатура, то есть никакими законами не стесненная, непосредственно на насилие опирающаяся власть. Кого успеете – изолируйте немедленно. Остальных будете изымать прямо на съезде. Это будет иметь огромное воспитательное значение. Делегаты увидят, как наша власть, наша партия умеют очищаться от скверны, невзирая на лица. Да, Лев Давидович, обсудите с Феликсом Эдмундовичем, как поступить с военспецами. Они ведь тоже есть в его списках? Чтобы аресты не отразились на боеспособности войск.
– В списках нет моих военспецов, – с видимым удовольствием отчеканил Троцкий. – Всю необходимую работу мы провели заблаговременно, в рабочем, так сказать, порядке. И те, кто служит сейчас, абсолютно надежны… – Лицо Предреввоенсовета и Наркомвоенмора сияло самодовольством.
– Да? А я, признаться, подумал… Ну, тем лучше, тем лучше. Но я, заметьте, тоже прав. Разве я не говорил, что в партии надежен лишь тончайший слой старых большевиков? Нет, на съезде обязательно надо принять решение о проведении беспощаднейшей чистки всех партячеек, снизу доверху. Я набросаю тезисы…
Автомобиль Дзержинского ехал по Никольской улице, покрякивая медным клаксоном на лениво расступающихся перед радиатором прохожих.