Ну, а Святослав, князь древлянский? Он чем навлёк на себя гнев неутомимого в своей мстительной ярости Ярополчича? Почему он вынужден был бросить всё и опрометью бежать от тянувшихся к нему щупальцев Святополка в Венгрию к родственникам жены? К сожалению, об этом ничего не известно. Но то, что бегство не удалось, что Святослав был настигнут киевскими «горясерами» и тоже убит, показывает созданную Святополком обстановку террора против явных и потенциальных соперников и недоброжелателей. Они не просто жили под угрозой расправы. По их следам уже шли сыщики новой тайной службы и палачи карательных групп. Гипертрофированная жажда мести, неуёмная жажда власти во имя восстановления на троне «законной» династии и удовлетворения личного властолюбия, подспудный страх перед возмездием гнали Святополка к нравственной пропасти. Высокая печаль об отце, ощущение долга перед его памятью, непреклонная решимость восстановить справедливость, столкнувшись с неизбежностью кровопролития, постепенно преображали, мельчили его натуру, усыпляли совесть, размывали критерии добра и зла. Но ясность ума и энергия пока не покидали его. Трижды обагрив руки кровью, он сжёг за собой мосты и уже не мог рассчитывать на примирение с оставшимися братьями. Теперь его аргументом могла быть только сила. И она у него была.
Подарками и посулами, к которым он прибег в первые же дни своего правления, Святополк постепенно склонил на свою сторону значительную часть киевлян. «Святополк седе в Киеве по отци, и съзва кыяне (киевлян, —
Теперь Святополк целиком сконцентрировался на подготовке к войне с Ярославом.
Новому киевскому князю, по-видимому, довольно долго удавалось скрывать вести об июльских событиях в Южной Руси от северного конкурента. Можно предположить, что посланные им дозоры и сторожевые отряды плотно перекрыли все пути на север и установили контроль за въездом и выездом из столицы. Только так можно объяснить, почему весть о смерти отца, отправленная из Киева сестрой Ярослава Предславой, достигла Новгорода лишь в середине или даже в конце августа.
Как раз накануне получения печальных и тревожных известий с берегов Днепра Ярослав провёл успешную внутреннюю акцию против... самого себя. Разгневавшись на новгородцев за то, что они перебили часть его варяжских наёмников, нагло бесчинствовавших в городе, темпераментный властитель каким-то образом (очевидно, с помощью своей тайной службы) «подкузьмил» соотечественников — и его приближённые изрубили лучших новгородских воинов. Словно в наказание, в ту же ночь он получил известие о смерти старого князя и вокняжении Святополка. И мог в полной мере осознать цену своего самодурства.
— О, любимая моя и честная дружина, которую вчера иссёк в безумии моём, а теперь их и золотом не выкупить! — со слезами воскликнул Ярослав, обращаясь к уцелевшим воинам.
Ситуация создалась и вправду столь безумная, что вряд ли кто мог тогда предполагать, с каким завидным прозвищем войдёт в историю её виновник. Казалось, Ярослав Бесшабашный, Ярослав Самосечец, не говоря уже о более обидных эпитетах, — это всё, на что он мог рассчитывать. Ведь узнай про эти дела Святополк, кто поручится, что он продолжал бы готовиться к оборонительной войне, а не явился бы с полками под стены обескровленного неожиданной экзекуцией Новгорода и не взял бы Ярослава «тёпленьким»? Но не прознал Святополк. Фортуна покровительствовала Ярославу. Хотя ему, конечно, пришлось пережить немало тревожных минут. Наверное, оправившись от испуга, князь нахмурил брови и произвёл кадровые перестановки. Ведь неумных властителей, как известно, не существует в природе. Есть лишь глупые или злые советники. Которые, естественно, в равной мере заслуживают кары.