Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента

В один из подобных приездов, собираясь вернуться в Москву, я направился в здание бывшей Думы, для того чтобы по выданному мне военному литеру получить железнодорожный билет. Перед окошком военной кассы стоял какой-то военный. Голос его был знаком, но я не мог точно предположить, кто же это. Он, оформив билет, повернулся, чтобы удалиться, и я узнал в нем Николая Николаевича Воронова. В военной форме с тремя ромбами вместо одного, который он имел до своего «исчезновения». На груди у него красовались и другие боевые ордена, их, как выяснилось позже, он заслужил за боевые действия в Испании. После возвращения в Москву Н.Н. Воронов вскоре был назначен начальником артиллерии Красной армии.

При нашей первой встрече в Ленинграде в 1938 г. я был, как указывалось, в штатском, к чему Николай Николаевич не привык. Молча сняв с моей головы мягкую шляпу, посмотрев на имеющуюся на ее подкладке этикетку, товарищ комкор все понял и крепко обнял меня. Фирменная этикетка сыграла роль визитной карточки.

Мы прошли в модное в то время заведение на углу Невского и канала Грибоедова и провели в нем несколько часов за кружкой пива «Вена». Мы вспоминали о нашем участии, правда, в разное время, в национально революционной войне в Испании, о боях. Николая Николаевича очень интересовало многое: последние новости из полюбившейся нам Испании, о тех, с кем мне пришлось встречаться из наших добровольцев. Конечно, он подробно интересовался моим непосредственным участием. Услышав, что в Испании я был на подводной лодке адъютантом командира, имел звание лейтенанта республиканского флота, мой собеседник удивился, зная, что я служил в частях ПВО в Ленинграде. Он поинтересовался и тем, какую правительственную награду я получил за те операции, в которых участвовал. Я честно признался, что пока еще никаких наград у меня нет, но мне объявили, что я к ним представлен. В то время ни Николай Николаевич, а тем более я не знали, что вскоре И.В. Сталин примет решение о прекращении награждения участников испанских событий, которые вернулись в Советский Союз в конце 1938 г. и позднее, в связи с поражением Испанской республики! К великому сожалению, как мне известно, до сего времени никто из числа тех, кто был представлен, не получил наград.

К сожалению, с Николаем Николаевичем Вороновым я виделся еще только один раз в Москве до войны.

Боюсь показаться непоследовательным, однако вернусь к моему преподавательству. Мне часто вспоминаются мои просчеты во время лекций. Например, мое выступление перед учителями школ Нарвского района. Это был примерно 1933-й год. На улице Стачек, 5, находилась средняя школа, если не ошибаюсь, № 6 (сейчас это школа № 384). Меня направили в эту школу, чтобы я прочел лекцию на тему об опасности новых войн, их характере и задачах укрепления обороноспособности нашей страны. Я должен был на нескольких занятиях коснуться и вопроса, как избежать будущей мировой войны, а если и Советскому Союзу не удастся это, то как наряду с укреплением обороноспособности страны подготовить наш город и его население к возможной противовоздушной и противохимической обороне.

В новом прекрасном здании школы, в уютном зале собрались учителя и работники школ района. Здесь были молоденькие учительницы, только что окончившие пединститут, их сверстники, молодые парни, и седые преподаватели. Я немного нервничал – не думал, что будет так много народа.

Когда я подошел к кафедре и приготовился к чтению лекций, зал, совершенно неожиданно для меня, замер. Молодой еще, в форме командира Красной армии, я заметил, что являюсь центром внимания собравшихся. Лекция была посвящена теме «Угроза новой войны и ее характер».

В те времена докладчики и лекторы имели возможность пользоваться довольно обильной литературой, посвященной «Подготовке второго тура революции и войн». Сейчас эта трактовка звучит, возможно, необычно, но тогда это было вполне допустимо.

Я уже тогда любил свои лекции, выступления, добросовестно готовился, приводил в них соответствующие цитаты, цифры, ссылки на источники и т.д. Так и на этот раз: я дал марксистско-ленинское определение войны, рассказал достаточно подробно об империалистическом лагере, о Версальском мирном договоре и его современном восприятии, о нашей армии и проводимой политике мира, остановился на доктрине Джулио Дуэ, касающейся «молниеносной войны». Пользуясь последними новинками литературы, пытался доказать реальную подготовку повой, второй мировой войны, определение фашизма как высшей формы воинственного империализма. Я делал попытку описать сам характер возможной войны.

Признаюсь, я верил в то, что добросовестно относился к моим обязанностям лектора, и именно поэтому меня любили слушать. Однако должен признаться, что, участвуя впоследствии в двух войнах, я понял, насколько в те годы сам знал о них еще довольно мало.