Продолжая начатую им работу, Николай Ильин и я оказались на специально оборудованном полигоне, расположенном примерно в семи милях от Картахены. Все необходимые условия для пристрелки торпед имелись. Это касалось глубины 30–40 метров и почти закрытого от ветров плеса.
Работать приходилось помногу часов без отдыха. Вспоминается приготовляемая нашими испанскими друзьями уха из свежей рыбы, только что выловленной в море. Мы предпочитали ее жареной или даже копченой рыбе.
После того как все имевшиеся в распоряжении командования республиканского флота торпеды получили необходимые формуляры, Н. Ильин приступил к исполнению обязанностей советника минера, а я, оставаясь на берегу, выполнял ряд заданий. В числе наиболее ответственных и опасных было участие в походе из Картахены в Барселону на одном из миноносцев. Переход имел большое значение для Испанской Республики. Он должен был обеспечить переброску из Картахены имевшихся государственных запасов золота и серебра. Признаюсь, при погрузке на корабли больших слитков я был поражен количеством этих запасов.
Переход прошел благополучно. Правда, пришлось не спать несколько ночей. Для этого всем, кто стоял на вахте, приносили крепкий черный кофе, иногда даже с коньяком. Неприятности начались только после прибытия в Барселону. Пришлось пережить прицельную бомбардировку вражеских самолетов, видимо выполнявших задание мятежников после того, как тем удалось установить цель прибытия наших кораблей. Благодаря интенсивности зенитного огня, открытого с кораблей и береговой обороной, они не добились никакого успеха. Тем не менее, должен признаться, находиться на корабле, дрожащем от разорвавшихся бомб, и слышать звуки их разрыва было жутко. Даже страшнее, чем то, что я пережил при переходе на подводной лодке, когда ее обстреливали глубинными бомбами. Безусловно, мы могли бы покинуть корабль и укрыться где либо на берегу, но это было совершенно недопустимо, ибо могло возникнуть сомнение в храбрости советских добровольцев и послужить ярким примером их трусости.
Как только воздушный налет закончился, военные моряки и прибывшие на корабли бойцы береговой обороны срочно начали перегружать привезенные слитки на стоящие в порту грузовики, охраняемые вооруженными постами.
Выполнив это задание, мы на кораблях вернулись в Картахену. Совершенно неожиданно я был привлечен к работе непосредственно с главным военно-морским советником О., прибывшим незадолго перед этим из Советского Союза и сменившим В.А. Алафузова.
Этот новый главный советник был вскоре внезапно вызван в Москву. Ему предстояло еще организовать несколько встреч с испанскими официальными лицами в Барселоне и Париже. На его место был назначен Н.А. Питерский.
Причина вызова в Москву была в Картахене неизвестна, никто не мог предвидеть и того, как долго продлится его пребывание на Родине.
Поскольку я фактически был его переводчиком, а срок моего пребывания в Испании уже истек, он предложил мне сопровождать его. Не исключаю возможности, что ему хотелось, чтобы я составил компанию ему не только в Барселоне и Париже, но и в пути. Чувствовалось, что он находится в нервном состоянии.
Выполнив все необходимые формальности, получив выездные визы из Испании и транзитные французские, закончив все предусмотренные планом мероприятия, мы прибыли в Париж.
В Париже нам надлежало пробыть почти целую неделю в ожидании прибытия отечественного теплохода в Гавр. Отпущенные нам свободные дни мы провели хорошо, побывали в музеях, в театрах, в магазинах, купили различные подарки, а я даже приобрел себе американскую портативную машинку фирмы «Ундервуд» и хороший радиоприемник. Я выполнял не только обязанности переводчика, но и был товарищем, с которым можно было поделиться своими не всегда спокойными мыслями.
Настал день нашего отъезда в Гавр. Поскольку билеты на теплоход уже были приобретены, нам больше ни долларов, ни франков не было нужно, мы пригласили к обеду уже в Гавре Н.Н. Васильченко и его помощника. Только на оплату ресторана мы и оставили необходимые франки, а остальные полностью израсходовали.
Николай Николаевич Васильченко и его помощник прибыли в обусловленное время в Гавр. Мы в дружеской обстановке, мило беседуя, пообедали. Надо было уже направляться к теплоходу. Наши вещи были заранее погружены. И вот тут произошло событие, ужасно меня взволновавшее.
Встав из-за стола, Николай Николаевич и подполковник Д. очень дружелюбно прощались с отбывающим на Родину по вызову О. Меня удивило, что со мной Николай Николаевич не прощается, не прощается и его помощник. Возникал единственно возможный вывод: несмотря на ранее установившиеся между нами дружеские отношения, видимо получив какие то недоброжелательные сведения обо мне, они решили не портить своей репутации, тепло прощаясь с подозрительной личностью. Нельзя забывать, что был 1938 год и мы уже знали о многих имевших место в Советском Союзе репрессиях.