Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.

Большинство из моих сокамерников в течение двух с половиной лет были коммунистами с немалым партийным стажем, и поэтому они в еще большей мере чувствовали свою ответственность перед партией за то, что, ставя свою подпись под протоколом с вымышленными обвинениями и даже признанием в якобы совершенном преступлении, идут на поводу у каких-то случайных, бесчестных людей.

В первые дни «проживания в гостинице» я не испытывал чувства страха. Я не мог только понять, почему меня, добивавшегося от «Центра» ускорения моего прибытия в Москву для срочных докладов в различных инстанциях, доставившего не только многие документы, в том числе, повторяю, доклад на имя Директора, следственные дела, заведенные в гестапо на Кента и Отто, но, главным образом, и «завербованных» мною гестаповцев, сочли нужным поместить в тюрьму?

Неужели человек, переживший так много в своей жизни, на протяжении нескольких лет выполняя доверенную Родиной работу, познавший одиночные камеры и камеры смертников в фашистских тюрьмах с круглосуточным ношением наручников, совершенно неожиданно, у себя на Родине, куда он столько лет мечтал вернуться, сразу же после своего прибытия для доклада Главному разведывательному управлению РККА был перехвачен органами государственной безопасности? Можно ли понять тот моральный удар, который мне был уготован на Родине?

Да, переживания были у меня ужасными, и уже с первых дней они отразились на состоянии моего здоровья на всю последующую жизнь. Признаюсь, еще задолго до того, как я узнал, что задумал в отношении меня «Смерш», не зная преступного ведения следствия, в отдельные мгновения появлялась мысль: а не следует ли мне уйти из жизни немедленно? Я находил в себе достаточно сил, чтобы эту мысль отогнать сразу же после ее появления.

Мы еще не успели подготовиться к завтраку, как дверь камеры с громким щелканьем замка открылась. Принесли завтрак. Несмотря на усиленные уговоры моего сокамерника, естественно, есть я ничего не мог. Отдохнуть на кровати я тоже не мог. Да это и не разрешалось. Прошло немного времени, и вдруг дверь опять открывается, и меня вызывают на «допрос». Подчеркиваю, надзиратель сказал, что меня вызывают на допрос, а не для работы, о чем меня, как я уже указывал, предупреждали. Я быстро собрался и гут же последовал за надзирателем внутренней тюрьмы. У выходной двери на лестничную площадку повторилась утренняя процедура, только в обратном порядке. Дверь открылась, и, оформив какую-то записочку, часовой передал меня конвоиру. Вновь был проделан уже знакомый путь «государственного преступника» по коридорам.

Меня доставили не в кабинет Кулешова, а в кабинет генерал-лейтенанта Леонова, как мне тогда сказали, начальника следственного отдела ГУКР НКВД СССР. Там находилось несколько человек, в том числе и его заместитель Лихачев, которого я видел в первый раз, и уже знакомый мне следователь Кулешов.

Генерал майор обратился ко мне очень вежливо, если не сказать, как мне тогда показалось, дружелюбно. Он сообщил, что по моей просьбе о выделении мне стенографистки принято решение о предоставлении в мое распоряжение двух стенографисток.

Начальник следственного отдела не постеснялся повторить сказанные мне ночью слова Абакумова о том, что им обо мне все известно, что мне лично ничего не угрожает и я после окончания предусмотренной «работы» вместе с Кулешовым смогу «продолжить» предусмотренные мною доклады, и том числе и не только в «Центре», а затем вернусь, перед тем как направлюсь на отдых в какой-либо санаторий, домой в Ленинград, к моим родителям. Больше того, явно желая меня успокоить, он подчеркнул, что на вполне заслуженный и необходимый отдых я буду направлен в хороший санаторий. Понятие «Смерш» и имя И.В. Сталина, возможность моего приема у него для доклада и на этот раз не упоминались. Я мог только предполагать, что Леонов имел в виду и эту инстанцию.

Беседа в этом кабинете была весьма непродолжительной. Никто из присутствующих не обронил ни слова. Вел разговор только сам генерал-майор. Хочу подчеркнуть, что Леонов очень мило со мной попрощался и высказался о скорой новой встрече. Все сидевшие в кабинете наклонили головы, и я мог понять, что они тоже прощаются со мной в вежливой форме. После этого я вместе с Кулешовым проследовал уже в принадлежащий ему кабинет.

Кулешов и на этот раз продолжал держаться довольно вежливо. На столике, за которым я должен был сидеть, лежала пачка сигарет и коробок спичек. Мы закурили, хозяин кабинета сел за свой стол и тут же позвонил по телефону и попросил принести кофе.