Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.

Назвав фамилию вошедшего в кабинет майора Леонтьева, Кулешов представил ему меня, что в дальнейшем я буду работать с ним. После этого Кулешов вызвал сопровождающего и меня препроводили в камеру.

Перед тем как я покинул кабинет, майор Леонтьев предупредил о том, что вскоре он меня вызовет к себе. Кулешов в необычной для него форме, вежливо со мной попрощался и, встав из-за письменного стола, проводил меня до двери кабинета.

Я не мог, конечно, себе представить, в чем будет заключаться моя совместная работа с майором Леонтьевым. Я не выдержал и поделился с сокамерниками вызванными у меня сомнениями. Они высказали свои предположения, что следствие по моему делу будет, возможно, возобновлено, несмотря на подписание протокола об окончании следствия и принятого «Особым совещанием» решения. Что могло послужить причиной для этого, никто определить не мог. Во всяком случае, мои сокамерники предпринимали все от них зависящее, чтобы своими высказываниями в процессе наших бесед по этому вопросу меня успокоить. Несмотря на это, я не мог успокоиться и найти подходящий ответ.

Вскоре был вызван к майору Леонтьеву. Первый вызов мне не позволил понять, в чем точно будет заключаться наша «совместная работа». Наоборот, я мог только еще глубже задуматься над тем, с какой целью я был передан этому майору.

Несколько часов, в отличие от того, как проходило следствие в кабинете Кулешова, мы сидели за одним столом, беседовали по многим вопросам. В основном они касались моей зарубежной работы, того, что я знал о гестапо и абвере и фашизме вообще. Он очень интересовался, какими языками я владею.

В ответ на задаваемые мне вопросы я уточнил, что довольно свободно владею французским и немецким, что касается испанского языка, то я стал его уже несколько забывать, так как последние годы у меня не было возможности на нем разговаривать. Я подчеркнул, что английский и итальянский знаю на самой начальной стадии, так как к их изучению приступил, находясь уже на разведывательной работе за рубежом.

Майор Леонтьев держался во время нашей беседы очень просто, внимательно прислушиваясь к тому, что я ему рассказывал. К моему удивлению, мне казалось, что он относился ко мне даже с некоторым сочувствием. При первой нашей беседе я не мог предположить, как сложатся наши отношения.

Сокамерники, относясь ко мне дружелюбно, интересовались, в каком направлении идет вновь начатое следствие. Естественно, на этот вопрос я ничего не мог ответить.

Уже значительно позже, проводя совместно с майором Леонтьевым работу, абсолютно не затрагивавшую ни мою конкретную деятельность за рубежом, ни мой арест в Москве, ни ведение следствия и принятое решение по созданному против меня обвинению, я убедился, что он, видимо, сохранил порядочность и честность, которыми, в моем понимании, обладали настоящие чекисты.

После того как майор Леонтьев сообщил мне, что он имел возможность полностью ознакомиться с моим следственным делом, обнаружил, что к делу не был приобщен и мой доклад на имя руководства Главного управления военной разведки, о чем я просил при подписании протокола об окончании следствия. Поинтересовавшись, какой доклад я просил приобщить к делу и где он находится, я ответил, что речь идет о докладе, написанном мною в Париже перед вылетом в Москву и доставленном нами вместе с документами, о которых уже шла речь, – Леонтьев задумался. Насупившись, несколько помедлив, он, как я уже говорил, сообщил мне о том, что им обнаружена приобщенная к делу справка командования о том, что никакой доклад на его имя не поступал.

Став, по существу, «сотрудником» майора Леонтьева, мы уже редко касались вопросов, связанных с ведением следствия по моему делу.

Чаще всего меня привлекали к уточнению выполненных переводов некоторых документов с немецкого на русский. Это объяснялось тем, что имевшиеся в НКВД СССР переводчики, видимо, вызывали сомнение в их подлинном знании политической и экономической терминологии. Моей работой, по словам майора, начальство было довольно.

Правда, иногда меня привлекали и в качестве «консультанта». Это, прежде всего, касалось известных мне действий гитлеровских оккупантов в Бельгии и во Франции, в том числе и направленных против местных движений Сопротивления. Мои ответы удивляли майора осведомленностью по многим вопросам.

За почти целый год моей «совместной работы» с Леонтьевым я ни разу не обнаружил какую-либо предвзятость по отношению ко мне, желание вынудить на какие-либо ложные показания. Да, мне казалось, что в данном случае я помогал не только ему, желавшему расширить объем своих знаний, но и органам, которым мне все же хотелось верить. Мне казалось, что наряду с нечистоплотными сотрудниками НКВД СССР типа Кулешова, не говоря уже о самих Абакумове, генерал-майоре Леонове и полковнике Лихачеве, которые меня с первого дня после моего ареста все время обманывали, есть и честные работники.