Разведка. «Иван» наоборот: взаимодействие спецслужб Москвы и Лондона в 1942—1944 гг.

Шёл он с Запада, и потому куда ближе для него был Мурманск (с его незамерзающим портом на «излёте» Гольфстрима), но «Дервиш» тем не менее зашёл в другой порт – в Архангельск. Причина, по которой первые конвои разгружались не на Кольском полуострове, а в Архангельске (и ещё в Молотовске – так тогда назывался Северодвинск), заключалась в том, что Мурманская железная дорога была перерезана агрессором[202], а новую обходную железнодорожную ветку ещё не построили. То есть грузы, доставленные в Мурманск, так бы там и оставались, а из Архангельска их можно было перекинуть в другие районы и на все фронты.

Однако прибытие на Русский Север британских военнослужащих, пусть и дружественно настроенных, совпало с несколькими драматичными событиями.

24 августа 1941 г. Архангельск подвергся первому массированному авианалёту люфтваффе. К счастью, из сорока двух вражеских бомбардировщиков через заградительный огонь советских зениток прорвались лишь чуть более полутора десятков, но и они наделали много бед: были разрушены и сгорели сорок девять жилых домов, тридцать один склад, две фабрики[203]. Правда, корреспондент издававшейся в Москве газеты «Британский союзник» Годфри Уинн писал о состоянии дел в Архангельске довольно жизнеутверждающе: «Несмотря на то, что со всех концов тогда поступали плохие вести, мы за два месяца нашего пребывания […] не видели ни растерянных лиц, ни признаков отчаяния»[204]. Но этот отчёт он сделал «задним числом», а осенью 1941 г. обстановка была куда более напряжённая.

Кроме того, в том же месяце в городе были введены карточки на еду. Как отмечают документы УНКВД, у единственного в Архангельске магазина, торговавшего хлебом по коммерческим ценам, стали выстраиваться очереди до 10 тысяч человек[205].

Свои воспоминания о тогдашней обстановке на тех берегах оставил и вернувшийся в Россию как раз через Поморье глава миссии связи SOE Джордж А. Хилл. Если из Лондона в Шотландию он добирался в удобном спальном вагоне, а в Шотландии к кораблю, который потом вёз его в СССР, ехал на такси[206], то в России он столкнулся с совершенно другим бытом: «Магазины не открываются до 10 утра. [Но] все 24 часа у продовольственных магазинов и булочных стоят длинные терпеливые очереди. […] Трагический вид»[207].

Ещё в 1991 г. совместными усилиями Академии наук СССР, архангельских филиала Географического общества и областного отделения Российского фонда мира, а также Ассоциации северных капитанов был подготовлен сборник документов и воспоминаний, где, в частности, говорилось: «25 % тоннажа [союзных поставок] составляло высококалорийное продовольствие. По крайней мере оно было чрезвычайно важно для Архангельска, потерявшего в дни войны только от голода и болезней более 38 тысяч своих жителей; это продовольствие спасло не одну сотню жизней»[208]. Американцы свидетельствовали: «К декабрю 1942 г. продовольствие иногда превосходило поставки стали»[209].

Но это будет потом. А, например, 7 апреля 1942 г., когда на мурманский судоремонтный завод Главсевморпути зашёл на ремонт британский крейсер «Тринидад», на борту которого «залило мазутом некоторое количество спецодежды и мороженого мяса», увидевшие это рабочие стали растаскивать и такую еду…[210] А из 260 портовиков, умерших в 1942 г., 20 человек отравились техническим спиртом метанолом, который принимали за алкоголь…[211] Происходящее вокруг вызывало в людях желание забыться…

Рабский труд?

Уже в 1941 г. иностранцы в Мурманске познакомились с еще одной особенностью сталинской экономики, почему-то считавшейся «социалистической». Например, с 21 по 31 декабря 1941 г. на Кольском полуострове разгружался советский пароход «Декабрист» с грузами от союзников. Десять дней разгружался![212] А за навигацию 1942 г. в порту было повреждено и утоплено 207 мест груза: от алюминия и бронзы до подарков бойцам Красной армии[213].

Откуда такая нерасторопность и неэффективность? Побывавший в Мурманске будущий вице-адмирал ВМС США Олсен ужаснулся «использованием рабского труда»[214]. Американский адмирал одновременно и ошибался, и, к сожалению, не ошибался.

С одной стороны, всем прекрасно известно: весь СССР работал на фронт, на Победу – невзирая на должности и звания. Когда в июне 1942 г. Молотовск принял два судна каравана PQ-16, то тридцать семь железнодорожных вагонов с экспортным насыпным грузом разгрузили работники аппарата порта, включая командный и политсостав[215]. В марте 1943 г. к разгрузке подключались даже архангельские лоцманы во главе с командиром Мартыновым[216]. Такие порыв и мобилизация – одна из основ Победы в войне с мощнейшим врагом.

С другой стороны, всё-таки не весь труд был добровольным. Например, всё та же таможенница Юлия Петрова рассказывала, что от места ее проживания до порта путь лежал мимо зоны для заключённых. И портовики предупреждали девчат: услышав выстрел, им следует тут же ложиться на землю, так как выстрел означал «побег». Бывало и такое…[217]