Разведка. «Иван» наоборот: взаимодействие спецслужб Москвы и Лондона в 1942—1944 гг.

Как видим, он – венгр по национальности и немец по культуре – обязан был отвечать на вопросы и по чехословацкому «треку». Это – свидетельство того, что в Коминтерне к Центральной Европе продолжали относиться как к чему-то единому, оставшемуся от Австро-Венгерской империи. Впрочем, не будем забывать и о том, какие профессиональные характеристики той части света дают специалисты в области спецслужб: «Столица бывшей Австро-Венгерской империи […] предоставляла великолепные возможности для работы разведок всех стран мира из-за своего либерального полицейского режима и возможности относительно легко приобретать настоящие документы. В связи с распадом империи Габсбургов большинство архивов, в которых фиксировались акты о рождении, смерти и т. п., находились в хаотическом состоянии, чем пользовались разведслужбы различных стран»[320].

Но вернёмся к Шоку-Борецки. Оказавшись в СССР, постепенно он вживался и в советские реалии: скоро стал председателем шефской комиссии над 35-й черноморской батареей[321] в Севастополе[322].

Однако в его деле есть и такой документ: «Выписка из материалов по партчистке студентов. В первое время я чувствовал себя еще очень слабым, ввиду моей низкой теоретической подготовки»[323]. Более того, МЛШ он так и не окончил, ибо опять же: «Имел очень слабую теоретическо-политическую подготовку»[324]. Для полноты картины добавим: в заключение процитированной выше справки говорится, что Густав готовится к самостоятельной организационно-массовой работе, но слово «самостоятельной» там зачёркнуто[325].

Тем не менее исполнителем он, похоже, был толковым. Сразу в двух справках кадровиков ИККИ подтверждается, что Густава привлекли к работе в той структуре III Интернационала, где требовались совершенно особые способности и характер – к курьерской службе, к разведке: «ШОК работает в ОМС»[326], «Работал в ИККИ в аппарате СС»[327]. Всё это – до ареста 8 июля 1937 г.[328]

«Чайка» до и после ареста мужа

Итак, Густав Шок-Борецки был арестован в июле 1937 г. Но в сентябре того же года о его жене Эмилии, будущем агенте-«ледорубе», кадровики Коминтерна пишут: «Как оператор работать может хорошо. Технически подготовлена слабо […] 8.IX.37». На первый взгляд, это свидетельствует о каком-то даже либерализме сталинской системы: муж сидит, а жена может продолжать работать!

Так ли это было?

Для начала: что ещё известно о её прошлом? Записи на немецком в её деле позволяют разобраться в множественности её фамилий. Итак: «девичье имя – Эмилия Бартальски, кличка – Эмилия Нагель»[329]. А по мужу – Борецки. И ещё Шок. Из анкеты, которую она заполнила собственноручно уже на русском языке:

«Родилась 1.VII.1904 в Поточный (Венгрия) (так в тексте. – Авт.) Братислава.

Отец: Штефан Барталски умер.

Мать: Афоно (дальше неразборчиво. – Авт.) НАГЕЛ – в Чехословакии на иждивении у сестры.

Национальность: немецкая.

Специальность: портниха.

Семейное положение: замужем. ШОК – сотрудник ОМС ИККИ.

Родители мужа: Борецки Антон, Братислава. Борецки Магдалена, (так в тексте. – Авт.).

Образование: ниже среднего, 4 года, (так в тексте. – Авт.).

Язык: (так в тексте. – Авт.).

Член КПЧ с 1930 г.

Адрес: Москва, Моховая, 16»[330].

В той же анкете приводится номер её явно не советского паспорта: «199625 B.D. 3-годичный»[331]. Однако уже очень скоро она, согласно делу из архива Коминтерна, становится гражданкой СССР[332]. Рассмотрим её советский паспорт, который, как выяснилось, все эти годы хранился в архиве СВР.

Забежим немного вперёд: примечательно, что до 1 февраля 1942 г. паспорт был продлён отделением милиции не в Москве, а в городе Куйбышеве. Это – интересный штрих к тому, по каким маршрутам передвигались «ледорубы» при подготовке к заброске на Запад (кстати, получается, что Эмилия находилась на Волге одновременно с эвакуированной туда миссией SOE[333]; впрочем, в воспоминаниях Хилла нет ни намека на то, что в тот период он мог пересекаться там с потенциальными «ледорубами»).

Кроме того, крайне показательными являются штампы на страницах паспорта, предназначенных для «Особых отметок». Из них мы видим, что 13 апреля 1935 г. Эмилия была принята, а 15 июля 1937 г. уволена с «8-й базы физкультурников имени Спортинтерна»[334].