Разведка: лица и личности

Но это было после… А в момент снятия Хрущева Семичастный еще чувствовал себя более чем уверенно, поскольку сам принимал деятельное участие в отстранении «нашего Никиты Сергеевича» от власти и содействовал приходу Брежнева на высший партийный пост. Сразу должен сказать, однако, что роль Семичастного в этом деле в некоторых исследованиях и так называемых «художественных» произведениях сильно преувеличена. Злым демоном, меняющим одного вождя на другого, он не был…

Ханжество и лицемерие тех дней проявились, в частности, и в том, что одни и те же люди в одно и то же время готовили отстранение Хрущева от власти и продолжали его возвеличивать. За несколько месяцев до снятия генсека в стране было пышно отпраздновано 70-летие Хрущева: он был увешан очередными звездами, со всех концов нашей бывшей необъятной родины и из всех стран мира шли в его адрес поздравительные телеграммы, и в рамках этих торжеств всей планете показывали исполненный душевной теплоты документальный фильм со скромным и выразительным названием «Наш дорогой Никита Сергеевич». Правда, отклики на него были разные. Сидевший рядом со мной на просмотре фильма в посольстве СССР в Тунисе третий секретарь польского посольства, глядя на кадры бескрайних целинных полей, сказал мне вкрадчивым голосом на хорошем русском языке, но с ядовитым акцентом: «У нас в Польше по этому поводу говорят так: посеяли на целине, а собрали в Канаде!»

И вот уже идет очередной партийный актив КГБ в так хорошо знакомом зале клуба имени Дзержинского, и председатель КГБ со всей партийной принципиальностью обличает Хрущева как волюнтариста, сумасброда, развалившего все и вся, никого не слушавшего, кроме ближайших родственников во главе с главным советчиком и тоже волюнтаристом Аджубеем…

Естественно, на предыдущих активах и торжественных заседаниях тот же Семичастный восхвалял Хрущева как новатора, коммуниста ленинского типа, лучшего друга советских чекистов, который лично руководит органами безопасности и заботится о них и… пошло-поехало… Специально подготовленные активисты в конце речи выкрикивали с мест: «Да здравствует!..» и так далее.

Когда Семичастный провозгласил анафему Хрущеву, многие сидящие в зале подумали, что на этот раз мы решительно покончили со всеми культами личности и больше партия ошибаться не будет. И вдруг встает солидный мужчина в расцвете сил и громогласно вопит на весь зал: «Да здравствует новый Генеральный секретарь ЦК КПСС, верный ленинец товарищ Леонид Ильич Брежнев!» Зал оцепенел, а потом все зашикали на восклицавшего и затопали ногами. Прошло два-три года, и все снова вернулось на «круги своя»: и возгласы, и умиление, и бурные, долго не смолкающие аплодисменты.

Я до сих пор помню того коллегу, который первым в нашем зале выразил свой восторг по поводу нового избранника. Интересно, помнит ли он этот исторический эпизод в своей жизни?

Настоящая интеллигенция в России появится только тогда, когда люди перестанут восхвалять по команде своих недостойных вождей и подхалимствовать перед ними, как не будут и поносить их, предавать анафеме и сбрасывать с пьедесталов после того, как вожди низложены или ушли в мир иной.

Наши же «интеллигенты» после дикой пляски на могильных плитах и израсходовав весь запас бранных слов начинают, как куры в навозе, копаться в своих родословных, мучительно припоминая и выискивая обиды, понесенные от прежних властей с тем, чтобы получить хорошее кормление от новых.

Понятие «интеллигент» (в его чисто русском звучании и значении) меня давно привлекает и интригует. Мне кажется, что ни один человек не вправе называть сам себя интеллигентом. Это звание выше звания министра, генерала, профессора и даже академика, оно связано не с умением рассуждать об ученых предметах, а прежде всего с высокими моральными качествами. Нельзя сказать: я — интеллигент, но можно, хорошо все взвесив, подытожить: «Он — интеллигент».

В моем понимании, среди председателей КГБ интеллигентов, кроме Ю. В. Андропова, не было. Находясь на государственной службе, все постоянно были вынуждены говорить неправду, лицемерить и интриговать, называя это про себя или политической гибкостью, или дипломатией.

Когда Шелепин и его команда забрали слишком много власти и превратились в организованную силу, Брежнев со своими соратниками решил покончить с этой новой опасностью. Первым, конечно, должен был пасть самый сильный шелепинец — Семичастный. Некоторые исследователи припоминают, что его сняли с поста председателя КГБ, когда Шелепин находился в больнице и, следовательно, можно было обеспечить единогласное решение Политбюро ЦК КПСС по данному вопросу. Формальным предлогом было бегство Светланы Аллилуевой в США. Недосмотрел, дескать, Семичастный, не обеспечил. Скандал был, конечно, вселенский. Хулиганы и озорники стали распевать по этому поводу нецензурные частушки.

И поехали «комсомольцы» по зову партии со своих высоких постов на другие, менее значимые, и на периферию, и послами за границу, и надо сказать, среди них оказались и очень хорошие послы.