Из Парижа они выехали с вокзала Аустерлиц. В багаже были еда на два дня и… одиннадцать зажигательных устройств, потому что ещё Жильбер с 1936 г. состоял в компартии, с апреля отвечал за политическую работу ФКП на заводах западной части Парижского региона и, как он потом показал на следствии, не испытывая к этому тяги, всё-таки дал Шифре (он её знал как «Жаннет Дюпон», то есть под именем, подобранным в Лондоне в SOE) себя уговорить на настоящее боевое дело[267]
. Поджечь на выбранной Шифрой мельнице нужно было пшеницу и солому, предназначенные для немецкой армии.Поджог – удался. Но дальше что-то пошло не так, о чём доступные нам материалы умалчивают. Не будем исключать того, что после поджога были опрошены местные жители, видевшие двух незнакомцев, один из которых был бросающейся в глаза девушкой с зобом и к тому же говорившей с иностранным акцентом. То, что никак не позволяло предположить в Шифре разведчицу на пути из Бретани до Парижа, в центральной Франции, напротив, делало её слишком заметной. Скорее всего, именно по визуальным ориентировкам уже 30 июня «Жаннет Дюпон» и Жильбер Бако были арестованы французскими жандармами. В тот же день допросили его жену Люси:
– Ваш муж коммунист?
– Мы муж и жена уже только по документам.
– Как так?
– Не так давно мы решили расстаться по обоюдному согласию.
– Сколько вы женаты?
– С 1930 года.
– Ваш муж коммунист?
– Я не знаю все о деятельности, которую может иметь мой муж, насколько мне известно, он никогда не отдавался пропаганде коммунистической партии[268]
. – Вполне возможно, что Люси лишь выгораживала бывшего супруга, всё прекрасно зная, но именно такой ответ остался в анналах истории. Небезынтересно, что после бегства нацистов из Парижа она отказалась от дачи показаний полиции уже свободной Франции.– Странная у вас была семейка, если ничего не знаете о муже.
– Нет, почему? Кое-что я знаю.
– Что же?
– Я всё-таки пытаюсь поддерживать цивилизованные отношения и искала с ним встреч вчера-позавчера. Но его не оказалось на работе.
– И что там сказали?
– Хозяин мастерской, месье Леклер, сказал, что и сам беспокоится, но ничего не знает[269]
.– Дайте нам адрес этой мастерской.
У НКВД были свои информаторы во французской полиции, которая, впрочем, уже передала это дело в гестапо: зондеркоманде IV германской
И дальше всё посыпалось, как карточный домик. Ещё арестованы были Хиттель Грушкевич, Бенедикт Либрод, Жильбер Бако, Нафтуль Гросман и две супружеские пары: Дора Марковска и Александр Песчански, а также Робер Бек и Сюзан Рене Хогг[271]
.Кто кого выдавал?
Ещё до этого прошёл обыск на квартире Шифры, где, как пишет “La Maitron”, были обнаружены «крупные суммы в иностранной валюте и значительное количество зажигательных устройств»[272]
. Как представляется, Тайас явно зависим от того самого «гестаповского фильтра», упоминая, что «найдены были более 250 000 золотых монет, 230 000 франков и ящик с 300 детонаторами и взрывными устройствами»[273]. Ниже мы ещё сравним эти цифры с тем, что содержится в ответе СВР на запрос ВГТРК. К этому Тайас добавляет: «Есть также предположение, что её передатчик и коды были использованы [немецкой военной разведкой] Абвер в радиоигре с Лондоном и Москвой»[274].Известно, что как раз в середине 1942 г. шеф Абвера Канарис и шеф СС Гиммлер подписали директиву, так называемую «Линию Коминтерна». В ней уточнялось, что для получения признаний от арестованных радистов, шифровальщиков, информаторов могут быть использованы все средства[275]
. Тем не менее Александр Бондаренко указывает, что, по его данным, сама Шифра «молчала на допросах»[276]. Но согласно британской бумаге от 1958 г. Шифра «призналась во всём»[277]. Кто прав?Подтверждение того, что Шифра заговорила, – есть. В заметке в марсельской газете
Забегая вперёд, сошлёмся и на сообщение, которое 19 мая 1945 г. в НКВД получили от пережившей войну члена парижской группы Рене Огг. Она писала: «В январе 1942 г. я познакомилась с Жанеттой ДЮПОН […] Ввиду её непостоянства и нервозности [«Ром»] отказывался поручить ей какую-либо работу. Однако после настоятельных просьб со стороны Жанетты все же согласился допустить ее к практической работе, во время исполнения которой она была арестована 28 июня 1942 г.
1 июля на одном из допросов Жанетта сообщила фамилию и адрес [«Рома»]»[278]
.