Разведка. «Нелегалы» наоборот

Он – единственный из арестованных, кто покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна тюрьмы в гестапо. Ему явно было что скрывать от немцев. А довоенная биография этого польского еврея включала такую более чем связанную с СССР тему, как поставки оружия для интернациональных бригад в Испании с базы Альбасете[287] – пусть это даже и было до роспуска польской компартии Сталиным.

Но не будем забывать и ещё об одном имени в списке арестованных, имени, которое вообще выбивается из общего ряда, но в то же время связано с советской разведкой минимум одним «стилистическим совпадением». Это – Сюзан Рене Хогг, которую мы уже упоминали в предисловии. Она родилась в уругвайском Монтевидео в семье английского банкира (отсюда фамилия «Огг»; на самом деле английская “Hogg”, «Хогг», но она её произносила по правилам испанского прочтения), прошла через концлагерь Маухаузен и была женой арестованного и казнённого Робера Бека. А он…

Кто он, Робер Бек?

Портал “La Maitron” не сомневается: Шифра Липшиц была высажена во Франции, чтобы восстановить связь Москвы с «сетью Бека, который долгое время работал на советские спецслужбы»[288]. Так вот он «Ром»?!

На самом деле в пользу этой версии говорит хотя бы его возраст. Из трёх выявленных нами кандидатов в резиденты Бек – ровно посредине. Жильберу Бако, который вместе с Шифрой Липшиц поджигал мельницу, было, как мы помним, 30. Слишком молод. Да и не ездят резиденты на такие задания: им надо было оставаться в центре, держать руку на пульсе. Андре Леклеру было 55. Хороший возраст. Но ему надо было приглядывать за своей мастерской, где хранились взрывчатые вещества. Беку было 44. Самое оно!

Но помимо возраста в пользу утверждения “La Maitron” говорят и совпадающие данные, которые мы имеем о Беке из материалов допросов гестапо, а о «Роме» – из материалов Службы внешней разведки России.

Итак, Роберт Бек. Он же «Ром». Он же «Рауль» (такой его псевдоним называет “La Maitron”). И он же, как его называют историки СВР, «агент-француз». Остановимся на этом выражении ещё раз.

Ещё раз напомним: в том числе в интервью российскому соавтору этой книги директор СВР С.Е. Нарышкин чётко объяснял, что сегодня в российских спецслужбах есть чёткое разделение людей на привлечённых «агентов» и штатных «сотрудников»[289]. Похоже, до войны было несколько иначе. У Л. Треппера читаем о его проводах в РУ РККА:

«Я поставил только одно условие:

– Не знаю, каково положение людей, которым вы даете подобные поручения, но пусть будет ясно: я берусь за эту работу как убежденный коммунист. И еще: я не военный и не стремлюсь быть кадровым офицером…

– Это как вам угодно […], но зачислены вы в кадры или нет, для нас вы – сотрудник в звании полковника»[290].

Но сегодня «Рома» в СВР называют всё же «агентом». Это означает, что он точно не был зачислен в штат НКВД, согласно его автобиографии в РГАСПИ[291].

Дабы восстановить справедливость, несколько слов о его биографии.

Он действительно был француз-француз: родился 11 сентября 1897 г. в Арпажоне. Сын горничной-прачки, погибшей в 1907 г., и плотника, Бек был воспитан в детском доме под патронатом монахинь. Дальнейшее образование получал в семинарии в Шартре. Перед тем как быть оттуда уж по каким-то причинам отчисленным в 1911 г., он приобрёл вкус к мёртвым языкам (древнегреческий и латынь), к которым по ходу жизни добавил живые немецкий, английский, арабский, итальянский.

Будучи в 1915 г. (то есть как раз в 18 лет) мобилизован на фронты Первой мировой войны, в 1917 г. он участвовал в попытке мятежа, в результате чего он был отправлен в 123-й пехотный полк в Марокко. Отбыв службу, он перебрался в тогда французский Тунис, где устроился докером, а в 1924 г. принял участие в забастовке портовых рабочих. Эта забастовка наверное, поворотный для Бека момент. Он забрался на плечи товарища, чтобы произнести речь, как вдруг началась стрельба и на его глазах были убиты молодой арабский докер и старик. На следующий год Роберт Бек присоединился к компартии.

16 ноября того же 1925 г. его приговорили к году тюрьмы за «провоцирование вооруженного неповиновения» после распространения листовок против войны в Рифе. В тюрьме он засел за изучение классиков марксизма и стал уже не инстинктивным, а убежденным коммунистом. Правда, отношения с ФКП у него потом не заладились и его даже собирались исключить из партии. Но Коминтерн нашел для него стезю поинтереснее, чем просто идеологическую: нелегальную работу. С середины 1930-х он работал в Париже и Марселе. Одно из заданий – обеспечение транзита кого нужно в Испанию.