Разведка. «Нелегалы» наоборот

Из идеологического: «Троцкисты – предатели интересов рабочего класса и агенты фашизма. В Испании я видел много примеров, подтверждающих мое мнение», а «находясь 3 месяца в мадридском госпитале в доме выздоравливающих, я вел политработу в группе немецкого языка»[540]. Из того, что ему пришлось пережить как солдату: «несмотря на советы врачей остаться в госпитале, я предпочел вернуться в роту», «вступил в 11 бригаду, [но санитарный] поезд подвергся бомбардировке со стороны фашистской авиации, в результате [чего] 10 человек были убиты и 3 – ранены», «я остался с ранеными товарищами. 23 июня 1938 г. я перешел французскую границу»[541].

Ну, где тут намёки на грядущее предательство?! Наоборот: верный идеологический боец и стойкий воин.

А вот то, что после Испании состояние его здоровья желало быть лучшим, – действительно очевидно. Вернувшись в Москву, он стал получать пособие от Комитета помощи испанскому народу[542], хотя и не получил пенсию по инвалидности, и ему пришлось вновь работать сварщиком[543].

При этом жил в номере 6 гостиницы «Советская»[544] – безусловно весьма престижный адрес.

И здесь в нашей истории появляется ещё одна… дама.

Настоящая любовь

Нет, она не была еще одной «нелегалкой наоборот». Но она была безусловно удивительной женщиной – хотя, конечно, если читать соответствующие документы в РГАСПИ, не зная особенностей советской жизни, то на первый взгляд всё, касающееся её, кажется глубоко формальным.

Почитаем.

Антон Барак пишет о своей избраннице так, как это было принято в ту эпоху: «Марина КОСЯК /подруга, будущая жена/ работает стенографисткой. Посещает вечернюю школу. Какова её зарплата, я не знаю. Она кандидат партии в СССР»[545]. Ну, какая тут романтика?!

Не романтику, а лишь дополнения получаем от коминтерновских кадровиков Вилкова и Казмерчука. Они уточняют, что отчество у Марины было «Адамовна», что она «сов. гражданка» и уже не кандидат, а полноправный «член ВКП(б)»[546].

Намного больше мы узнаём о ней из её собственноручного письма, написанного в отдел кадров Коминтерна с началом Великой Отечественной войны (пунктуация по оригиналу):

«Последнее время, т. е. последние полтора года со стороны спецотдела завода возникло ко мне недоверие. Недоверие выразилось в том, что несколько месяцев тому назад меня отстранили от работы на спецучастке, на котором я работала в течение 2-х лет. Этому факту я не придала особого значения. Я считала это вполне законно, так как мой муж ещё не имел советского гражданства. В настоящее время мой муж Антон Барак находящийся в советском гражданстве и находится в рядах Красной Армии, но ко мне со стороны спецотдела отношение не изменилось. До настоящего времени я нахожусь в числе подозрительных людей. О том, что мне не доверяют, я знаю. Я не знаю, почему мне не доверяют […] Я прошу Коминтерн и НКВД проверить меня и снять с мужа позорное пятно […]. 21 июля 1941 г. М. Косяк»[547].

Мы процитировали это письмо так подробно, чтобы, во-первых, показать, что русская жена Антона Барака очень даже разбиралась в советской оргструктуре, но, взывая к НКВД и ИККИ, о муже всё-таки написала как о призванном не НКВД, а РККА. Во-вторых, письмо, конечно, в известной степени тривиальное. 21 июля 1941 г., когда оно написано, – это всего-то месяц с начала войны. В любой стране в такой период – массовая шпиономания. Вот и Марина Косяк оказывается её косвенной жертвой: муж-то – иностранец. И всё же это заявление открывает нам многое в характере Марины.

Ещё в письме указывается, что она работала на «Динамо» уже семь с половиной лет, то есть, получается, где-то с начала 1934 г., когда на заводе впервые появился Антон Барак. Он написал о Марине как о «подруге и будущей жене» в автобиографии, написанной во Франции. Путём нехитрых вычислений выходим на то, что если это и не была «любовь с первого взгляда» (в 1934 г.), то чувства между Антоном и Мариной точно вспыхнули к 1936 г., когда он уехал на войну в Испанию. А, значит, Марина, уже влюблённая в Антона, осталась одна в СССР на самом пике «ежовщины», когда со всё большей силой раскручивается маховик «большого террора», а его жертвам чаще инкриминировали связи с заграницей – пусть и по надуманным предлогам. При этом после самих «врагов народа» репрессиям подвергались и члены их семей.

На месте многих других Марина должна была бежать куда подальше от Антона-иностранца. Но она, получается, сохранила чувства, пока он был в Испании, не испугалась ничего на пике репрессий и билась за чувство собственного достоинства даже с началом войны. Для своего времени это безумный гражданский подвиг, в основе которого – конечно же, любовь.