Разведка быстро двинулась к хутору, полуохватывая его с двух сторон. Там, однако, никого не оказалось — все двери настежь. Только неподалеку на лужайке паслись две лошади. Мы с Поповым вскочили на них и помчались к колонне.
Такое повторялось не раз. Хозяева, издали обстреляв нас, оставляли дом и уходили. Богато жили осадники. В амбарах и погребах — окороки, колбасы, сало, различные соленья, в сараях — свиньи, овцы, коровы и телки. Тут-то мы и основательно подкрепились за все голодные блокадные дни.
Гитлеровцы, стараясь не упустить нас, шли по пятам, а мы-то вовсе и не догадывались об этом.
Присоединившиеся к нам во время прорыва партизаны бригады имени С. М. Короткина и смоленские подразделения замыкали колонну. В их обязанности, естественно, входило и тыловое охранение. Но вот что произошло в небольшой деревеньке, где остановились на кратковременный отдых взвод отряда имени А. В. Суворова нашей бригады и смоленское подразделение. Они занимали последние по направлению движения хаты.
Что-то неладное почувствовал командир хозвзвода бригады Иван Петрович Михайлов и решил проверить, как охраняются тылы. Подошел к крайней хате. Его никто не остановил: часового не было. Значит, подумал Михайлов, партизаны усилили боевое охранение, вынесенное за деревеньку. Заглянул в хату: восемь партизан лежат вповалку на полу; над столом склонили головы две девушки — не то медсестры, не то пулеметчицы.
Сначала Михайлов хотел разбудить партизан, но жалко стало: все-таки целую ночь были в бою, по-человечески не отдыхали и в предыдущие. Командир хозвзвода присел на широкую лавку у окна, склонил голову на подоконник — его тоже одолевал сон. Но он заставил себя встать, рассеянно взглянул в окно и — отшатнулся: из перелеска показалась густая цепь карателей, не менее полутора сот.
— Подъем! — крикнул Михайлов изо всей силы, но никто даже не шевельнулся. Он еще раз крикнул: — Тревога!
Партизаны спали мертвецким сном. Попробовал растормошить одного, второго, третьего — только мычанье в ответ.
Взглянул в окно — волосы встали дыбом: у самой околицы поднялась вторая цепь, вернее, первая, не замеченная им минуту назад.
— Немцы! Фашисты! — закричал Иван Михайлов и пошагал прямо по спящим партизанам.
Даже и теперь никто не поднялся, лишь переворачивались с боку на бок, что-то бубня спросонок.
Выскочить в дверь уже нельзя было, и Михайлов бросился на кухню, высадил окно, выходящее на огород, и выпрыгнул на грядки. В следующую секунду метнулся к сараю, чтобы уйти. Но судьба тех, кто остался в хате, не давала ему покоя. «Их смогут поднять только выстрелы!» — с запозданием подумал он. Припав к стене постройки, тут же дал по первой шеренге несколько коротких очередей. Оттуда немедля отозвались автоматным и пулеметным огнем. Это было как раз то, что нужно: стрельба подняла не только смоленских партизан, но и своих, расположившихся через несколько хат и тоже, конечно, уснувших. Михайлов бил и бил короткими очередями, пока не замолк автомат. Каратели тоже вели огонь и по этому дому, и вдоль улицы, по другим хатам небольшой деревеньки, приютившей выходивших из блокады партизан.
Затем Иван побежал огородами, так и не выяснив, что же с ними, со смоленскими товарищами, оставшимися в крайней хате.
Между тем партизаны нашего отряда, поднятые стрельбой, выскочили на околицу и сначала разрозненно, а затем дружно открыли огонь по вражеским цепям, уже ворвавшимся в деревеньку. Но фашисты прорвались на противоположный конец деревни и пошли в атаку. Вот тут их почти всех и положили партизанские пули.
Иван Михайлов бросился к крайней хате и застыл в ужасе: у двери лежало восемь мужчин-партизан и две девушки. Видно, поднятые наконец перестрелкой, они устремились к выходу, и тут их скосили автоматные очереди карателей.
Он еще стоял над убитыми, когда откуда-то из огорода торопливо прозвучала очередь «шмайсера». Иван Петрович медленно осел на землю.
Ранение оказалось серьезным: одна пуля прошла возле самого позвоночника, двигаться самостоятельно Михайлов уже не мог. Смоленские партизаны подхватили его и понесли в безопасное место, а затем передали в наш госпиталь.
И снова отряды двинулись вперед. Наконец показалась низкая пойма в густых, уже зазеленевших копнах лозы, затем засинелась река. Ноги будто сами зашагали быстрее, и вскоре мы стояли на берегу широкой, многоводной и быстротечной Дисны. Ее никак не сравнишь с Ушачей, тут уж о броде нельзя было и мечтать. Река почти вошла в берега, хотя с нашей стороны был еще небольшой разлив. Противоположный берег высился над водой, и на нем мы увидели группы партизан. Даже без бинокля я заметил среди них свою сестру Лиду, рядом стоял ее муж Петр Максимов.
Партизаны махали нам руками, шапками, приветствовали поднятым оружием. Несколько партизан уже возились с лодками, спуская их на воду. Это встречал нас 6-й отряд бригады имени С. М. Короткина. Многие не стали дожидаться лодок, бросились в воду и поплыли.