Разведка уходит в сумерки

Все, что говорил генерал, было умно, дельно и теоретически, может быть, совершенно верно. Но когда подошло время действовать практически, он спасовал. Можно было подумать, что Штаубер поступал так во имя каких-то высших, непонятных ему, рядовому офицеру, соображений. А ведь обстановка была настолько ясна, что бездействие генерала было необъяснимо. Скрыться за спину донесения, упустить врага — непростительно и для рядового солдата, и для теоретика военного дела.

Они расстались дружески, но Шварц уже не был тем Шварцем, что до приезда генерала Штаубера.

* * *

Сиренко и Дробот шли позади унтера. Все молчали, и Дробот чаще и чаще останавливался и прислушивался. Когда далеко позади вспыхивала и гасла перестрелка, он вздыхал и скреб затылок.

Немец шагал размеренно, выпятив грудь, изредка поправляя жидкие длинные волосы — его фуражку забрал Валерка, — и на перестрелку не обращал внимания.

Лес редел, становился ниже. На смену соснам пришел ельник вперемежку с березняком и осинником, под ноги все чаще попадались пружинящие мхи. Птиц становилось все меньше и меньше.

Дробот опять вздохнул и решил сделать привал.

Честно, на троих, разделили запас сухарей и сала, честно раскурили по унтеровской сигарете. После долгого молчания Дробота прорвало:

— Понимаешь, Сашок, не нравится мне обстановка. Вот мы говорили с тобой о нашем опыте. Заметь — лейтенант его учел. По-моему, ему удалось перебить спящую команду и захватить бронетранспортеры. Сейчас он шебуршнет в тылу немцев. Делает он совершенно правильно, задачу выполняет, а мне не нравится, ага.

— Чего ж это не нравится? — недовольно спросил Сашка.

Он все еще думал о происшедшем, о разбитых рациях — хорошо было бы притащить такие в часть: как бы они послужили! И этот внутренний протест против уничтожения того, что сделано умными руками человека, невольно настраивал его на сердитый, недоверчивый лад. Даже возбужденный собственными мыслями и сомнениями, Дробот заметил это и недоуменно посмотрел на него. Только после этого Сашка понял, что ведет себя не слишком примерно, и миролюбивей уточнил:

— Опыт у нас плохой, что ли?..

— Да нет, видишь ли… Действуем мы как-то по стандарту — в одном месте поднимаем заварушку, а в другом действуем. Иногда это случалось нечаянно, иногда — с задумкой. Так что ж ты думаешь, у немцев нет таких, которые могут додуматься до того же? Будь здоров — у них есть всякие.

Сашка не понял, до чего могут додуматься немцы, и степенно ответил:

— Ну и пускай додумываются. Мы-то знаем, в чем дело.

— Во-от, — оживился сержант. — Мы знаем, а они, думаешь, не знают? А раз знают, так они что — только донесения писать об этом будут? Нет, брат! Они прежде всего постараются нас с тобой перехватить, чтобы этого черта выручить! — он кивнул на унтера.

— Как же они перехватят? — уже серьезней спросил Сашка.

— Да очень просто, парень. Сядет какой-нибудь немецкий офицер, хотя бы тот же Шварц, и прикинет — куда могли деться русские? Откуда они пришли и куда могут пойти? А место-то это одно — вот к которому мы идем. Подсчитает, когда русские могут подойти, и подбросит пару взводов, и будет нам с тобой на орехи. — Дробот подумал и уточнил: — Нам-то что — у нас есть запас времени. А вот лейтенанту может выйти труба. — Еще помолчал: — Да, не нравится мне этот самый Гельмут Шварц — хитрая личность, ага. Очень хитрая.

Он опять надолго замолк и, словно разыскивая подтверждения своим нелегким мыслям, вдруг спросил:

— А ты как бы действовал на моем месте?

Об этом Сиренко никогда не думал и осторожно предположил:

— Ну, если наша главная задача — доставить «языка», то я бы… в зависимости от обстановки…

— Ну-ну, давай, давай. Обстановку я тебе обрисовал.

Сашка долго и трудно прикидывал самые различные варианты, а когда убедился, что все они приводили к тому, что придется либо драться с немцами, либо бежать от них, обозлился и бухнул в совершенном отчаянии от своей полной неспособности принимать решения:

— Значит, нужно выходить сейчас же, не ожидая лейтенанта!

Сказал и подумал, что сморозил страшную глупость — кто и где переходил линию фронта днем? Дробот неожиданно обрадовался:

— Верно, Сашок, мыслишь. Верно! Ага! Что тут главное? Неожиданность. Ведь ни одному черту не придет в голову, что мы с тобой, как идиоты, полезем через линию фронта днем. А если и подумают — так просто не успеют ничего сделать. Заметь — болота эти не патрулируются, а только просматриваются противником. И если аккуратно, так… Тем более, что лейтенант сейчас шурует в тылу… Значит, немцы тоже сейчас смотрят в тыл. Рискнем?

Сашка думал недолго. Ощутив, как внизу живота вдруг похолодело, он рассердился на себя и как можно безразличней протянул. — Можно…