В то время военно-морской флот и военно-воздушные силы очень нуждались в коротковолновой метеорологической станции в Гренландии. Задача поставить ее там на самом деле стояла перед военной разведкой, и меня предупредили о необходимости принять превентивные меры против наблюдения за этим со стороны норвежского движения Сопротивления. Я предложил арестовать тех норвежцев, которые должны были поддерживать наши линии коммуникации и снабжения, и отправить их в Германию, как ненадежных элементов. Это было бы самым лучшим способом помешать членам норвежского Сопротивления заподозрить их в чем-либо. Но эту идею сочли чрезмерно предусмотрительной. К сожалению, я оказался прав. Две попытки установить коротковолновую станцию провалились, и много ценного времени было потеряно. Наконец, третья попытка завершилась успехом, и коротковолновый передатчик хорошо работал некоторое время до тех пор, пока британские радиопеленгаторы не сумели засечь его, и тогда обслуживавшие его люди были взяты в плен.
На одном из вечерних приемов я познакомился с очень привлекательной норвежкой. Она говорила на шведском, английском и французском языках и почти не говорила по-немецки. Я поговорил с ней около получаса, а затем повернулся к одной из наших агентесс и больше не обращал внимания на эту норвежку. Тем не менее я почувствовал, что она заинтересовалась мной, и, конечно же, позвонила мне на следующий день и предложила встретиться.
Когда мы встретились, я заметил, что она чем-то сильно взволнована, и после небольшого разговора она сказала: «Видите ли, я получила специальное задание — против вас. И хотя я знаю вас совсем недолго, я знаю, что вы совсем не тот человек, каким они мне вас описали. Пожалуйста, помогите мне. Я не хочу никого предавать, но не хочу и причинять вам вред».
Это было самое странное откровение, и, естественно, будучи всегда настороже, я тут же подумал: «Таааак, это, безусловно, что-то новенькое». Я не мог принять никакого решения в отношении нее. Я внимательно изучил ее лицо и увидел, что она себя не контролирует. Ее глаза были красны, и она была расстроена, но не было впечатления, что это истерика или актерская игра. Я подумал, что она, возможно, действительно страдает от какого-то внутреннего конфликта, который не может разрешить. Я спросил ее, знают ли ее люди, где она находится в настоящий момент.
«Не думаю, — сказала она. — Я приехала кружным путем и назвалась служащему за конторкой вымышленным именем. Кроме того, меня здесь никто не знает». Я предупредил ее, что она все равно должна быть осторожной и рассказать им, что она побывала здесь, но не сумела выполнить свое задание. Я спросил, есть ли у нее родственники в Дании или Швеции. Она ответила, что есть в Швеции.
«Вы не могли бы уехать в Швецию ненадолго, не привлекая внимания немцев и не вызвав подозрения у ваших людей?» После долгих колебаний она сказала, что, наверное, могла бы. Я устроил так, чтобы с ней связались по телефону по ее домашнему адресу в Упсале, и рассказал, как связаться со мной по конспиративному адресу в Стокгольме. «А если что-то случится?» — спросила она осторожно. «Мой агент будет звонить вам каждые две недели — она будет называть себя Седьмой. Если вы захотите мне что-то сообщить, то можете сделать это через нее».
Позже я снова встретился с этой девушкой в Стокгольме и устроил так, чтобы она жила с одним из наших почетных сотрудников. Я полностью ошибся в своих первоначальных подозрениях в отношении нее. Это была одна из тех особенных случайностей в жизни, когда по непонятной причине эта девушка влюбилась в меня и из-за клеветы, которую она слышала обо мне, отреагировала против тех, кто дал ей задание, и теперь она их ненавидела! Она призналась мне, что уже давно работает против нас. Если я такой человек, каким она меня считала, то я должен был понять, как она ненавидела Тербовена и людей из его окружения.