В день возвращения к своему рабочему столу в Берлине я первым делом занялся отчетом специального эмиссара, присматривавшего за моими людьми в Мадриде, так как у меня еще не было возможности поговорить с ними. От этого отчета у меня волосы встали дыбом. Подробности были поистине ужасающими. Только один из моих главных агентов получил благоприятную аттестацию; это был серьезный и изобретательный служащий, который создал эффективную сеть информаторов. Единственными его трудностями были отношения с посольством Германии, но даже там он, в конце концов, наладил рабочие отношения. Это был единственный светлый момент во всем отчете. Остальное было просто невероятным. Но я не стал из ложной гордости пытаться замаскировать наши ошибки. Главный секретный радиопередатчик находился в подсобном помещении одного ресторана. Сотрудники разведслужбы сделали его своей штаб-квартирой, которая также служила местом встреч для агентов, которые после каждой получки здесь устраивали пьянки. Владельца ресторана они сделали своим коллегой, который стал казначеем нашего валютного фонда, а касса — сокровищницей нашей секретной службы, и в ней хранились все наши фонды и доходы. Местная полиция была в курсе всего, что там происходило, и полицейские тоже участвовали в пьянках. Некоторые полицейские были даже контрагентами, которые докладывали обо всем происходящем другим разведслужбам. И было очевидно, что не только испанская полиция, но и вражеские разведки знали шифр, который использовали на этом главном радиопередатчике, и читали все сообщения, отправленные из подсобки ресторана. Для меня было большой удачей, что при таком состоянии дел все, что уже было отправлено через этот радиопередатчик, было полной чепухой. Некоторое время я обдумывал идею просто оставить все, как есть, чтобы обмануть своих противников, пока я буду создавать новую разведгруппу в другом месте. Наконец, я отложил отчет в сторону. Страшно было даже подумать о том, что информация, основанная на такой работе, передавалась на самый верх.
Тем временем у моего кабинета меня уже ждали люди. Одним из них был специалист по Болгарии из оценочного отдела. Его сообщение было кратким и точным и демонстрировало высокий уровень владения ситуацией.
Следующий разговор был более трудным. Он касался проблемы, которая оказывала влияние на всю нашу политику на Ближнем Востоке; речь шла о реакции на попытку восстания аль-Гайлани в Ираке, которая потерпела неудачу и стоила нам доброжелательного отношения в арабских кругах. Нам пришлось вновь завоевывать благосклонное отношение арабов к Германии; я запросил письменный отчет, потому что должен был довести этот вопрос до сведения министерства иностранных дел и Верховного главнокомандования вермахта.
За этим последовали совещания по техническим вопросам, и, наконец, я снова получил возможность заняться огромной кипой документов, скопившихся на моем письменном столе.
К двум часам ночи я уже перестал четко мыслить, больше не мог вникать в то, что читал, и пошел домой. Весь дом крепко спал. Я заглянул в детскую и с глубоким вздохом устало рухнул в постель. Проснулась моя жена и с беспокойством посмотрела на меня. «Ты не можешь дальше жить в таком режиме», — сказала она, но я слишком устал, чтобы отвечать.
Следующее, что я услышал, был ее голос, проникавший в мой сон словно издалека: «Вальтер! Вальтер! Авианалет! Нужно одеться и отнести сына в подвал». — «Это всего лишь первое предупреждение, — сказал я. — Если это действительно авианалет, то у нас есть еще много времени, чтобы спуститься вниз».