Развязка петербургских тайн

— Куда как меньше... Я-то, барин, думал, как вы за меня взялись, что пришел мой час. А теперь гляжу, вроде поживу еще...

— Поживете, поживете... На руки полейте. Степан взял кувшин с водой и полил Платону

Алексеевичу на руки.

— Ну, как он? — спросила Анна.

— Соответственно возрасту... Я ему тибетский массаж сделал. Какое-то время ему будет лучше. Потом процедуру повторим.

— Спасибо. Мы очень любим старика. Возьми­те, — Анна протянула Загурскому деньги.

— Не надо. Я не беру денег за лечение просто­людинов.

— Вы в Обуховской больнице служите? — спро­сила Анна.

— Консультирую.

— А в отделении для душевнобольных вам при­ходилось бывать?

— Несомненно.

— Не встречался ли вам там больной Шадурский?

— Князь Шадурский?

— Да...

— Разумеется, встречался... Это — необычный больной... Говорят, он совершенно одинок, год на­зад у него погибли жена и сын. Но кто-то каждый месяц вносит за него приличную сумму, так что содержание у него весьма достойное: отдельная па­лата, хорошая еда, приличная одежда.

— Как он?

— Ярко выраженная шизофрения... Неадекват­ная оценка жизни... Время от времени впадает в глубокую меланхолию. А он вам знаком?

— Да... Нельзя ли мне его посетить?

— Отделение для душевнобольных не из при­ятных мест... Не боитесь?

— Я в разных местах бывала...

— Ну, что ж, послезавтра у меня обход... К де­сяти утра приезжайте в канцелярию.

Загурский поднялся.

— Разрешите откланяться, — сказал он.

— Передайте поклон жене...

Анна проводила Загурского до дверей.

Обуховская больница. Петербург.

Палата Шадурского представляла собой малю­сенькую комнатку длиною чуть больше койки, ко­торая стояла там, а ширина ее позволяла лишь втис­нуть рядом с кроватью небольшую тумбочку. Но и это считалось огромной роскошью в больнице и предоставлено было князю только потому, что не­известный благодетель переводил в больницу каж­дый месяц довольно значительную сумму.

Дмитрий Платонович встретил Загурского как родного, на стоящую позади него Анну не обратил внимания.

— Милости прошу, дорогой Платон Алексее­вич. Рад видеть вас в своей монашеской келье... Я всегда с нетерпением жду ваших посещений. Для меня это — живительная возможность поговорить с порядочным человеком. Вы же сами видите — кругом хамы... Куда ни посмотришь — одни сви­ные рыла. Никаких понятий о приличиях... Вот, — он протянул Загурскому исписанный лист, — пе­редайте это государю... Я понимаю его опасения... Они — Романовы, а мы, Шадурские, — все-таки Рюриковичи... Но в этой бумаге я протягиваю ему руку, предлагаю забыть наши распри. Мне кажет­ся, это правильный жест с моей стороны.

— Несомненно, — согласился Загурский. — Как самочувствие? Жалуетесь на что-нибудь?

— Я абсолютно здоров. Последнее время чув­ствую особенный прилив сил. Много работаю... Я решил назвать свою книгу «Наука нежности»... Не правда ли, оригинально?

— Да, да... Безусловно.

— Но почему мне не дают железных перьев? Я прошу, а мне не дают. Распорядитесь, голубчик...

— Хорошо... Но должен заметить, ваш труд, на­верное, лучше создавать

гусиным пером. Это как-то более в тоне.

— Вы так считаете? А, впрочем, вы правы... Все великое написано гусиным пером... Байрон, Гете... Кое-кто из наших...

-— Дмитрий Платонович, к вам посетительни­ца...

— Ко мне? — он вскользь глянул на Анну. — А впрочем, конечно... Милости прошу... Вы нигилис­тка?

— Здравствуйте, Дмитрий Платонович... Услышав голос, Шадурский встрепенулся, в

лице его появилось болезненное беспокойство; он еще несколько раз быстро глянул на Анну и, нако­нец, узнал ее.

— Вы?

— Я...

— Зачем? Не надо... Я никого не принимаю... Платон Алексеевич, почему ко мне пускают без доклада?

— Успокойтесь... Вам ничто не угрожает. Я же здесь...

— Да, да... Не уходите... Это случается часто... Помните? Шарлотта Корде... Он и не подозревал... Сидел в ванне... Я знал ее... Вполне респектабель­ная дама...

— Дмитрий Платонович... Это я, Анна... Вы не узнаете меня?

И вдруг Шадурский зарыдал.

— Анна! Девочка моя! Мне так плохо здесь! Ты даже представить себе не можешь, как мне плохо... Меня бьют... Честное слово! Кругом хамы... Забери меня отсюда! Мы поедем в Италию... Нет, лучше в деревню... Помнишь охотничий домик? Нет? А я'помню...

Дмитрий Платонович упал перед Анной на ко­лени.

— Умоляю! Забери меня... Мне плохо здесь...

— Я заберу вас...

— Обещаешь?

— Обещаю, — тихо сказала Анна. Шадурский мгновенно приободрился, перестал

плакать, встал с колен.

— У меня обширные творческие планы... Я за­мыслил трилогию... На природе мое вдохновение удесятерится... Я стану всемирно известен...

— Сегодня я не смогу вас забрать... Это слу­чится не раньше, чем через неделю-другую...

— Я подожду, — охотно согласился Шадурс­кий.

— Нам нужно идти, — сказал Загурский.

— Да, да... Я окрылен. Распорядитесь насчет пе­рьев. Мне надо писать... Я чувствую вдохновение.

Анна и Загурский вышли в узкий длинный ко­ридор со множеством дверей. Из-за них слыша­лись крики, визги, рыдания.

— Вы и вправду решили забрать его? — спро­сил Загурский.

— Он не опасен для окружающих?

— Нет. Совершенно не опасен.