Развиртуализация. Часть первая

– Людей не надо вмешивать, – перебил Леший. – Люди сейчас безоглядно, часто очень жестоко делают всё то же самое, что и вы в подвале. Выживают. Только гораздо в больших масштабах. Убивают, насилуют, продаются, продают и разрушают–разрушают–разрушают. Дворцы и храмы. Парки и школы. Аэропорты и железнодорожные вокзалы. Всё как в Риме. Даже более квалифицированно. В отличии от периода Римской империи, нынешние люди разучились выживать. Поэтому переход к Темным векам станет стремительным. Да и сами темные века будут скоротечны.

– Неплохой шанс всё написать набело? Снова?

– И гораздо быстрее, гораздо точнее и тоньше, чем раньше. Не чета Кузанскому[72]. Через 3–4 поколения уже можно творить историю заново.

– Поэтому Вы забросили в различные хранилища разнообразных термитов? Чтобы они начали стирать самые явные следы?

– Не только. За несколько часов все величие сползало и открывалась серая, реденькая нищета. Сейчас стиратели добровольно по Оксфорду толпами бродят. Зимой они на розжиг пустят все – от библии до иконостаса. Обычно каждое наше действие, даже такое мимолетное как спасение двух шпионов–недобитков, преследует несколько целей.

– Недобитков?! – вскричал Гриша. – Зачем же вы так долго церемонились с нами?

– У Вас мания величия. Никто с вами не церемонился. Просто, вы – не только часть плана переустройства, но и операции «Ковчег». Пара психологически устойчивых российских самоубийц. Настоящих буйных малых, - процитировал Леший Высоцкого и вновь открылся улыбкой. – Мальчик и девочка. Вот и всё. Ничего сверх. Ной обязан выбрать не просто разнополых представителей фауны, но еще и тех, кто способен выжить с ним в любых обстоятельствах. Не изолируй мы вас, вы так бы и сгинули в России. Из–за детей, из–за кровной мести. Вы хорошие экземпляры – с одной стороны знаете блага цивилизации, с другой – не застали ее переформатирования. У вас иной принцип реакции на внешние раздражители. Вывод – необходимо беречь и культивировать. Не обидно? Я считаю вас своим личным успехом. Одна минута.

Кутялкин, окончательно чувствуя себя недееспособным представителем фауны, не нашелся, что сказать. «Я буду землю есть, лишь бы не быть твоим личным успехом».

– Мои дети, – через несколько мгновений произнес он, чувствуя, что проиграл.

– Не гарантирую, – отрезал Леший. – Русские не будут торговаться с нами. Готов вытащить максимум одного человека из Вашей семьи. Севу? Рому? Евгению Николаевну?

«Олежек!».

– В течение двух недель кто–нибудь из них окажется рядом с Вами.

Кутялкин закрыл лицо руками.

Связной МИ–6 – Грише представился розовощекий юноша со снисходительной улыбкой, вкрадчивыми манерами и прочим набором кузницы The New York Times, подойдет к Шняге в каком–нибудь Богом забытом поселке под Тулой (Ревякино – всплыло подходящее название), рядом с гарнизоном, где кормятся бублики, где готовятся к долгой кровавой зиме. Связной скажет кодовое слово («Какое назвать? Забирюлик? Кадмик–Серые ушки ждёт тебя?»). Потом долгий ночной марафон по проселочным дорогам в обход патрулей.

«Она уедет без бубликов? Конечно. Она же их пристроила. Вытащу её, потому возьмусь за остальных?, – и сам ответил себе. – Конечно, тебе проще остаться здесь, на мягкой перине».

Военный аэродром под Дисной[73]. Латыши с преданными глазами. Миниатюрная Сесна[74]. И Шняга здесь. И Олежек.

«В течение двух недель! Он сдержит обещание. Я не имею права отказываться».

Кутялкин покачал головой. Леший пожал плечами:

– Мне кажется, стремление русских поступать нелогично – это какая–то плохо изученная саморазрушительная патология. В любом случае, отсюда Вы сможете более эффективно поучаствовать в судьбе жены и детей. Вы не дойдете. Григорий Александрович. Ваше время вышло.

«Каждый раз последняя линия обороны проходит через мое сердце».

– Вы переправляете оружие более миролюбивым, менее зубастым группировкам? Метод, хорошо зарекомендовавший себя в Северной Африке[75]…

Леший, бодро вскочивший со стула, медленно уселся обратно.

– С Вами опасно общаться, Григорий Александрович. Я Вам подарю еще две минуты.

– Не надо мне ваших подачек. Вы зря со мной возитесь. Я все равно отправлюсь в Россию. Насколько я понял там пока действуют нерасчетливо. По гарнизонам прячут не профессоров и разведчиков, а детей и прочий бесполезный сброд, который в Англии уже вспухает с голода.

– Григорий Александрович, их не нужно жалеть. Ведь они б никого не жалели. Те, кто останется после рубки – будут и настоящими воинами, и настоящими земледельцами, и настоящими инженерами. Не подтирочной бумагой как сейчас. Мы учли ошибки прошлого и гораздо быстрее–технологичнее проведем смену эпох. Сохраним самое ценное, что принесла нынешняя цивилизация.

Кутялкин впервые посмотрел на Лешего так, что тот не удержался и отвел глаза:

– Последний вопрос. Я могу уйти прямо сейчас?

– Идиот, – Леший в гневе вскочил со стула. – Ты в подвале не наигрался в ковбоев, разведчиков и шпионов? Пойми, за воротами – выжженная земля. Там люди уже жрут друг друга. Убивают на завтрак, обед и ужин. Голод, боль и кровь.