Развитие личности

Итак, Реальное субъекту недоступно, оно, если так можно выразиться, просвечивает через Символическое (язык) и Воображаемое (желание), выступающие в роли своеобразных «заинтересованных посредников», но никогда не дано субъекту само по себе как таковое. Именно поэтому, говорит Ж. Лакан, «на границе Воображаемого и Символического вся деятельность анализа и разыгрывается».[112] Весьма приблизительно можно сказать, что Ж. Лакан разделяет «промежуточную переменную», эту линзу, преломляющую посылы Реального (стимула), на две части – область желания и область знаков. Смешение, которое здесь возникает, и создает то, с чем приходится иметь дело психотерапевту, выполняющему по сути дела роль рефери, разводящего противников по двум сторонам ринга.

Данный подход позволяет Ж. Лакану продвинуться несколько дальше Л. Витгенштейна, с одной стороны, и М. Фуко, с другой, о чем со всей очевидностью свидетельствует следующая цитата из У. Эко: «У Лакана порядок символического конституируется не человеком и не духом, конституирующим человека, но он сам конституирует человека».[113] Не будет большим преувеличением распространить эту закономерность и на Воображаемое, которое, по всей видимости, так же как и Символическое, не конституируется человеком по его усмотрению, но оно само конституирует человека. Иными словами, мы снова сталкиваемся с ситуацией, описанной в предыдущем подразделе (теперь же она еще более конкретизирована), с ситуацией, когда субъект, сам того не подозревая, оказывается своего рода марионеткой в игре Воображаемого и Символического, которые подменяют его собою, выдают себя за него самого. Таким образом, субъект оказывается отсечен не только от Реальности как таковой, но и от себя самого (как Реального субъекта) по тем же самым механизмам.

Какие же последствия для субъекта влечет такая разделенность его с самим собою? На этот вопрос и призван ответить феномен «большого и маленького другого». Дело представляется более или менее простым, когда речь идет о неодушевленных объектах или даже одушевленных, но не «однородных»[114] субъекту. Здесь мы вполне можем воспользоваться предложенной Ж. Лаканом тактикой и развести Воображаемое и Символическое по разным углам, предоставив тем самым объекту право быть тем, кем он в сущности и является: женской груди – грудью, фаллосу – фаллосом. Но ситуация тысячу крат усложняется, когда речь идет об объекте «однородном», то есть о другом субъекте (человеке).

Для демонстрации этой сложности Ж. Лакан использует два примера. Первый приведен в работе «Логическое время» и касается трех заключенных тюрьмы, одному из которых обещано освобождение, если он первым правильно угадает, какой по цвету кружок (из трех белых и двух черных) закреплен у него на спине. Второй пример описан в уже цитированном нами втором томе «Семинаров» Ж. Лакана, где для анализа используется один из рассказов Эдгара По («Украденное письмо»), а именно та его часть, где мальчик рассказывает главному герою рассказа (Дюпену), как ему удается постоянно выигрывать в «чет или нечет?» Мы не будем повторять ход размышлений Ж. Лакана, отметим лишь, что данные примеры служат ему для выявления феномена «интерсубъективности».

Возвращаясь к определенным нами уровням социализации, на этапе «социального одиночества» и в большей степени на этапе «социальной растворенности» ребенок не воспринимает других людей как людей. На первом уровне своей социализации он вовсе не выделяет людей из мира вещей, поскольку не ощущает своей собственной субъективности. На втором уровне, схватывая уже ощущение собственной субъективности, он еще не способен в полной мере осознать, что другие люди также обладают такой субъективностью, он не готов отказаться еще от иллюзии своего полного господства над миром, допустить, что другие столь же самостоятельны, сколь и он сам. На третьем уровне («социальной развертки») ребенок склонен приписывать другим людям даже несколько превосходящую его собственную степень субъективности, хотя и не осознает этого.

К четвертому этапу («деятельностной социализации») степень субъективности себя и другого достигает в сознании ребенка своего паритета, хотя теперь она столь формализована, что взрослеющий ребенок считает себя способным предугадывать мысли и чувства другого человека, «знать» все «должен» и «может», полагает себя «мерой людей», что, разумеется, также является существенным заблуждением. С этой иллюзией он и проследует дальше, если не вступит окончательно и бесповоротно на столбовую дорогу развития личности, где ему предстоит открыть сущностную инаковость другого человека и отсутствие «общих правил».