Развитие личности

Ужас (не страх, а именно ужас, нечто парализующее) перед смертью, обессмысливающей все существующее, все действующее, все живущее, – вот основной лейтмотив мироощущения ПЗМ. Идея суицида приобретает для нее некое мистическое значение, она завораживает ПЗМ. Иногда возникает ощущение, что суицид становится для такой личности лишь способом хотя бы на миг осознать свою жизненность, свою способность быть (жить, свершать), свою свободу, мечта о которой, одновременно с осознанием недостижимости «сей великой цели», просто парализует ее сознание. Однако же возможен и другой вариант, когда ужас перед смертью как таковой, с одной стороны, и страх собственной смерти, с другой, вступают в странное виртуальное противоборство, результатом чего является абсолютное табу на мысли о смерти в любых ее видах и формах.

Вера и философия могут также помочь человеку решить этот вопрос, так, например, А. Шопенгауэр, в философии которого смерть занимает удивительно двусмысленную позицию, приходит к идее перерождения, заимствованной им у буддизма, нирване и т. п. Его интерпретация знаменитого монолога Гамлета говорит сама за себя: «В сущности, – пишет А. Шопенгауэр, – содержание известного во всем мире монолога Гамлета сводится к следующему: „Наше состояние столь горестно, что ему несомненно следует предпочесть полное небытие. Если бы самоубийство действительно сулило нам его и перед нами действительно в полном смысле слова стояла бы альтернатива „быть или не быть“, то его безусловно следовало бы предпочесть как в высшей степени желательное завершение“».[136] Огорчает А. Шопенгауэра только то, что смерть не гарантирует действительного небытия на сто процентов, впрочем, это огорчение не более чем одна из множества уловок ПЗМ, призванных спасти себя от ужаса, который ей навевает смерть.

Ф. Ницше, который, кстати, неоднократно покушался на самоубийство, приходит к идее «вечного возвращения», согласно которой время в своем бесконечном течении в определенные периоды должно неизбежно повторять одинаковое положение вещей. Эта идея есть по сути отрицание смерти, она как бы нивелирует смерть. Даниэль Галеви пишет, что «волнение Ницше, которое он испытал в ту минуту, когда ему открылась вся глубина этой мысли, было так сильно, что он не вынес его, заплакал и долго потом не мог удержаться от слез».[137] Причина этого интенсивного переживания, этой неуемной радости-восторга, как заключает Д. Галеви, есть результат осознания Ф. Ницше того «факта», что усилия его не были тщетны, что его пессимистическая философия ведет к прорыву в высшие сферы бытия. Однако вряд ли стоит верить этой романтической интерпретации Д. Галеви, дело, по всей видимости (как и в случае А. Шопенгауэра), в виртуальной победе над виртуальной смертью.

Можно было бы безгранично долго говорить о мировоззрении (мироощущении) ПЗМ, но это не сильно продвинет нас вперед к пониманию специфики данной модели. Поэтому перейдем к анализу состояния структуры личности на этом этапе ее развития. Как можно уже было заметить, для ПЗМ первостепенное значение приобретает функционирование в сфере представлений, она словно бы отрывается от жизни, от фактического существования, перемещаясь в сферу ментальных событий, совершая внутри себя самой различные подвиги, рассчитывая на победу «избранного» и неизменно сталкиваясь с поражением «несчастнейшего». Впрочем, возможны и патовые ситуации, когда решение ее виртуальных проблем оказывается найдено, но всякие решения такого рода также лежат в сфере представлений, и, по большому счету, от них мало толку, острота проблем хронизируется, а личность оказывается буквально блокирована внутри себя самой, своих мировоззренческих концепций, способных быть весьма жесткими, а потому устойчивыми.

Иными словами, своеобразный центр тяжести личности смещается на уровне ПЗМ из среднего контура (ПОМ) во внешний. Реальность, не удовлетворившая надежд, покидается, а ее место полноправно наследует Индивидуальная Реальность. Слова Мартина Хайдеггера (оптимизм которых авторы настоящей работы, впрочем, не разделяют) иллюстрируют данную динамику наилучшим образом: «Так или иначе, – пишет М. Хайдеггер, – появление слова „мировоззрение“ как обозначения позиции человека посреди сущего свидетельствует о том, как решительно мир стал картиной, когда человек в качестве субъекта поднял собственную жизнь до командного положения всеобщей точки отсчета».[138]