Запад всегда был существенно больше увлечен современным ему, наличным бытием, его организацией, эксплуатацией настоящего ради него самого, пролонгацией настоящего в будущее, собственным самомнением и амбициями превосходства, поиском решений нравственного оправдания сущего бытия, его регулирования, его распространения в мире как мессии вследствие самопровозглашения собственной элитарности, избранности (даже жестокими и аморальными в сущности своей средствами). Кроме того, Запад существенно консервативен в собственной базовой коллективной духовной культуре, в метафизике (католицизме, объективном идеализме). Потому развитие фактически отдано на откуп индивидуальности, частному интересу, которые реализуются на основании факультативных индивидуалистических философских и религиозных систем (субъективного идеализма, протестантизма), усиливающихся установками позитивизма и прагматизма. Но индивидуалистические философские системы существенно ущербны в понимании объективных законов развития, потому слабы в освоении развития несмотря на амбициозные претензии конструирования бытия, и потому Запад использует также метафизики и результаты других культурных миров (путем прямой имплементации идей либо иммиграции носителей, на основе разработанной для этого концепции мультикультурализма, толерантности, эклектики и деконструкции постмодернизма), а также бесчисленного множества различных сект (порой опасных для человечества), «творческих» бандитов и криминальных сообществ, которые давно играют существенную роль в функционировании и развитии самого Запада и в экспансии Запада в другие миры. Консервативность собственной культуры Запада компенсировалась полной безосновностью и внеморальностью за пределами ядра его духовной культуры, относительно других культур, пространств, сегментов бытия, а также путем создания условий для институциализации инокультурных структур внутри стран Запада для использования их духовной продукции (в жестко ограниченных сегментах социального бытия). Этим определялся хаотический характер творчества (потому продуктивный до поры), рыночная организация жизни, в которых новое рождается как бы вне ядра культуры и имплементируется в нее, приручается как животное из дикой природы. Именно это создавало необходимые для развития основания в виде многообразия, компенсируя внутренний дефицит творческого потенциала.
Русская культура существенно больше других имеет внутренний творческий характер, погружена в мечты о будущем. Даже ее коллективизм вынуждает думать о продолжении жизни и судьбе коллектива (рода, общества, народа, нации) – поскольку коллектив имеет существенно большие масштабы времени существования, объективно вынуждая (обязывая) мыслить в этих масштабах времени, в которых есть сильнейшее присутствие будущего. Неспроста мыслители, особенно XIX–XX века, видели и ожидали особого вклада России в мировую культуру и этот потенциал уже во многом реализовался в XX веке, справедливо названным «русским веком».
Но Россия не исчерпала собственного творческого потенциала, способна внести и продолжает постоянно вносить гигантский культурный вклад в созидание человеческой истории. Поэтому сегодня нужно особенно согласиться со словами Н. А. Бердяева: «Отрицание России во имя человечества есть ограбление человечества».